Кирилл Еськов - Америkа (reload game)

– Ну вот и всё, гардемарин, партия, – облегченно рассмеялся Шмидт при виде по-крабьи вылезающего из трюма, разматывая за собой бикфордов шнур, Дяди Сэма. – Как видите, мы нашли содержимому тех торпед куда лучшее применение. Через пяток минут Гудвина ждет пренеприятнейший сюрприз: что «Варяжский гость» застрял в канале неизвлекаемо, а сам он со всей своей эскадрой – в ловушке. В принципе, он может попытаться расчистить фарватер, взорвав затопленного нами «Гостя» в мелкие дребезги; он потратит на это уйму флегмита и времени, а катастрофическая потеря темпа и так уже налицо… Давайте-ка, ребята, уходите – крайняя шлюпка, небось, уже нервничает.

– Компаньеро командующий! Позвольте лучше мне!..

– Ну уж нет, гардемарин, дудки! Честь поджечь этот бикфордов шнур я не уступлю никому!

– Компаньеро!..

– Да не волнуйтесь вы за меня, Дядя Сэм! Заряд рассчитан так, чтоб подрывник успел уйти вплавь, пока не разошлась воронка, а плаваю я как выдра. Риска никакого!

А когда выпущенная им из рук огненная змейка, проползши вдоль всей палубы, юркнула в трюм, чтоб ужалить там во сне почивающий в носовом отделении флегмит, ему отчего-то припомнилось вдруг: «Гектор был вовсе не герой, а нормальный человек – потому-то Трою и сумели взять, только когда его убили». Он написал это когда-то в своем вступительном сочинении в Школу навигаторов, удивительным для себя образом не схлопотав за то неуда. Вот и сам он тоже – ни разу не герой, просто он хорошо умеет считать, как и положено немцу-преферансисту.

– …Ну? Чего он медлит? – Прянишников, привстав в шлюпке, чувствовал, как его начинает колотить дрожь, почище, чем тогда, под артиллерийским огнем на «Варяжском госте»: «восьмерки Королевской регаты» неумолимо приближались, а взрыва всё не было и не было. – Дядя Сэм?..

Он перевел взгляд на боцмана и осекся, разглядев выражение его лица: краше в гроб кладут.

– Это не он медлит. Это – запал: что-то там пошло наперекосяк...

– Но как же так?

– Да по тысяче причин! Запалы, брат, штука тонкая… Что ж ты творишь-то, Никола Угодник?! – воззвал тот непосредственно к небесному покровителю Нэйви. – Чтоб такой план – и по такой ерунде прахом пошел!..

…Шмидт и сам уже поставил беспощадный диагноз: что-то пошло не так с запалом, и исправлять это «что-то» – поздно: шлюпки с американскими десантниками приблизились уже на пистолетный выстрел.

Ему отчего-то захотелось не выматериться в небеса, почерпнутыми некогда от Дяди Сэма морскими загибами , Большим и Малым, а по-детски всхлипнуть: «Так нечестно!..» Ведь он так здорово всё рассчитал, без единой ошибки! Эх, немец-перец-колбаса… преферансист хренов… а у богов-то ведь – весьма своеобразное чувство юмора, об том и вся «Илиада»…

Еще раз смерил взглядом дистанцию до шлюпок – сперва до американских, потом до своей, – и, медленно-медленно вытянув из кобуры табельный «калаш», направился к ведущему в трюм люку. В голове его, вместо чего-нибудь приличествующе-возвышенного, вертелся дурацкий стишок-дразнилка: «Мичман Шмидт из пистолета хочет застрелиться»; совершенно не хочет – но что ж поделаешь, коли так карта легла!

…Когда впереди ахнул-таки взрыв и «Варяжский гость» стал стремительно уходить носом в воду канала, Дядя Сэм, стащив с головы матросскую шапочку и размашисто перекрестясь, выдал в пространство эпитафию:

– Эх, какой мог бы быть командир – второй Евдокимов! Да что там – «второй»: первей первого! Но вот ведь оно как…

Огляделся окрест – и узрел еще одно, несущееся к ним на всех парах по приморской железнодорожной ветке, подтверждение незаурядных стратегических дарований погибшего мичмана: странного вида поезд из паровоза с двумя платформами, спереди и сзади.

– …Ну как – достаем до них?

– Похоже, достаем – хоть и на пределе дальности! – и складная подзорная труба коммандо-сержанта Таанта вернулась от инженер-лейтенанта Штромберга (поднятого по тревоге и не успевшего толком экипироваться) обратно к хозяину. – Этот ваш командующий, Шмидт, и в самом деле здорово всё рассчитал, решпекты ему! Снарядов вот только у нас маловато – три штуки всего…

– А ты когда-нибудь раньше стрелял из этой штуковины?

– Не довелось, – честно признался инженер-лейтенант. – Начальство вечно экономит: «Да ты хоть знаешь, тевтонская твоя душа, сколько деньжищ каждый такой снаряд стоит?»

– Армия!.. – с невыразимым презрением откликнулся коммандо-сержант – Ладно, разберемся как-нибудь, с божьей помощью…

Первый снаряд лег с перелетом, второй – с недолетом.

– Вилка! Уже неплохо! – сообщил инженер-лейтенант, но особой уверенности в его тоне не чувствовалось.

– Ага. Снаряд вот только остался – последний… – процедил тлинкит. – Слышьте сюда, сеньоры канониры! Промажете еще раз – расстреляю перед строем, за саботаж в боевой обстановке, поняли-нет? Властью, данной мне на такой как раз случай главкомом Шмидтом. Давайте-ка, голуби, поднатужьтесь – за ридну Техасщину!

Наводчик с заряжающим опасливо оглянулись и с удвоенным усердием прильнули к своим механизмам: хрен его поймет, шуткует-нет? – ведь если то, что болтают вполголоса про этих головорезов в черных анораках, правда хоть на треть… И неизвестно, что тут повлияло – тлинкитское ли напутствие, или то обстоятельство, что Штромберговы артиллеристы и сами уже естественным образом пристрелялись по практически неподвижной цели (фрегат «Йорктаун», на который была возложена задача освободить канал от затопленного «Варяжского гостя», был и сам лишен свободы маневра), – но последний снаряд лег в точности как надо.

– Отлично! Можете ведь, когда захотите!.. Эй, а чего это он на плаву остается? – непорядочек, парни!

– Ну, у нас все-таки не наваронское «Вундерваффе», сеньор коммандо-сержант! Но попало ему крепко, уползает на бровях... Эх, сейчас бы еще снарядиков, хоть парочку!

…Надо полагать, фельдмаршал Суворов – известный мастер штыка, маневра и афоризма, отчеканивший некогда: «Один миг решает исход баталии, один час – успех кампании, один день – судьбу империи» – навряд ли бы сумел отыскать лучшую иллюстрацию этой своей максимы, нежели день 14 октября 1861 года, состоявший из тех мигов и часов чуть менее, чем полностью. Империи, правда, обычно осознают судьбоносность подобных дней с изрядным опозданием – но это уж их, империй, проблемы.

– Ваш пропавший человек, Виктуар, найден убитым в заброшенном баре «Кондор», у порта: пуля в глаз, в упор. Вместе с ним – еще три трупа, тонтон-макуты: полицейская форма, подложные полицейские удостоверения, всё такое... Там, похоже, была перестрелка, но медэксперты полагают, что вашего Шелленберга застрелили несколько раньше, чем тех троих; видимо, его привезли туда уже мертвым. На месте, однако – судя по следам – были еще люди, минимум двое; нет ли у вас версий – кто бы это мог быть?