Хиллари Клинтон - Тяжелые времена

Я была озабочена этой эскалацией и проявляла беспокойство в связи с возможным кровопролитием в том случае, если саудовские танки начнут движение по забаррикадированным улицам Манамы. Время для подобного рода инцидентов было крайне неподходящим. Мы как раз вели активные дипломатические переговоры по созданию международной коалиции для защиты ливийского гражданского населения от той бойни, которую был намерен организовать полковник Муаммар Каддафи. Мы рассчитывали на то, что ОАЭ и другие страны Персидского залива сыграют ключевую роль в данном вопросе. 12 марта Лига арабских государств проголосовала за то, чтобы обратиться в Совет Безопасности ООН о введении бесполетной зоны в Ливии, а активное участие упомянутых стран в любой военной операции обеспечивало законность подобных действий в регионе. В противном случае международное сообщество могло не успеть вовремя среагировать на надвигавшиеся события. После Ирака и Афганистана мы не собирались рисковать, обращаясь к практике очередного вмешательства Запада во внутренние дела мусульманской страны.

Мы с министром иностранных дел ОАЭ шейхом Абдаллой бен Заидом Аль-Нахайяном были в Париже на совещании по Ливии, поэтому мы договорились встретиться в моей гостинице. По пути туда он ответил на ряд вопросов журналистов о ситуации в Бахрейне.

— Правительство Бахрейна вчера обратилось к нам просьбой помочь им разрядить напряженность в стране, — сказал он.

Я опасалась, что могло случиться обратное. На следующий день король Бахрейна объявил о введении в стране чрезвычайного положения. Я связалась с министром иностранных дел Саудовской Аравии и призвала его воздержаться от использования силы против протестующих. Я попросила его дать Джеффу еще немного времени на переговоры. Даже двадцать четыре часа могли изменить ситуацию. Мы были близки к достижению договоренности с крупной шиитской политической партией, которая согласилась вывести демонстрантов из основных районов города в обмен на разрешение правительства проводить мирные акции протеста и его согласие начать диалог на доброжелательной основе. Однако Сауд аль-Фейсал был непримирим. Он заявил, что протестующим необходимо вернуться по домам, чтобы обеспечить восстановление в стране нормальной обстановки. Только после этого можно говорить о какой-либо договоренности. Он обвинил Иран в том, что тот инициировал эти беспорядки, поддерживая радикалов. Он указал, что настало время положить конец кризисной ситуации и вернуть в зону Персидского залива стабильность.

Рано утром 16 марта силы безопасности выдвинулись в район Жемчужной площади, чтобы очистить ее от демонстрантов. Полицейский спецназ при поддержке танков и вертолетов вступил в открытое столкновение с протестующими, чтобы вытеснить их из созданного ими лагеря. Был применен слезоточивый газ. Пять человек были убиты. Появление саудовских войск и новые факты использования властями силы еще больше разожгло возмущение шиитов по всей стране. Находясь под давлением приверженцев жесткого курса с обеих сторон, наследный принц прервал переговоры с оппозицией.

Я в это время вела в Каире переговоры с египетскими властями переходного периода и была крайне встревожена отчетами, поступавшими из Бахрейна. В интервью для Би-би-си я не стала скрывать своих опасений:

— Ситуация на Бахрейне вызывает тревогу. Мы обратились с призывом к дружественным нам странам в зоне Персидского залива, четыре из которых оказывают содействие в обеспечении безопасности в Бахрейне, способствовать политическому решению проблемы, отказавшись от вооруженного противостояния.

— А какие рычаги давления у вас еще остались в таких странах, как Бахрейн и Саудовская Аравия? — спросила журналист Би-би-си Ким Гаттас. — Они являются вашими союзниками. Вы обеспечиваете подготовку их войск. Вы поставляете им оружие. И все же, когда саудовцы решили послать войска в Бахрейн (а я уверена в том, что Вашингтон не был в восторге от этой новости), они велели вам не вмешиваться. Они определили, что это внутреннее дело Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива.

Это было правдой, которую неприятно признавать.

— Что ж, им известно, что мы об этом думаем, — ответила я. — И мы намерены заявить о своей позиции как публично, так и в частном порядке. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы попытаться уговорить их отказаться от неверного пути, который, как мы считаем, способен подорвать в долгосрочном плане обеспечение прогресса в Бахрейне, и следовать верному пути, который является политически и экономически оправданным курсом.

Эти слова звучали вполне разумно (и они таковыми и были), но резче, чем мы привыкли высказываться публично о странах Персидского залива. Мой посыл был ясно услышан в Заливе. Наши партнеры в Эр-Рияде и Абу-Даби были оскорблены и обижены.

19 марта я вернулась в Париж для внесения последних штрихов в формирование коалиции по Ливии. Учитывая, что войска Каддафи приближались к оплоту повстанцев в Бенгази, воздушные операции при поддержке ООН были неизбежны. Я еще раз побеседовала с министром иностранных дел ОАЭ и подчеркнула, что США остаются преданными нашему партнерству, как и я лично. В телефонной трубке наступило тягостное молчание, и связь оборвалась. Неужели все было настолько плохо? Затем связь восстановилась.

— Вы слышите меня? — спросила я.

— Я слушаю! — ответил он.

— Дело в том, что я говорила и говорила, а затем наступило долгое молчание, и я ужаснулась, что же это я такое сказала?

Он рассмеялся. Но потом он снова стал серьезным и ответил резким выпадом:

— Честно говоря, учитывая ситуацию с присутствием наших вооруженных сил в Бахрейне, нам будет непросто принять участие в другой операции, если служение наших вооруженных сил интересам Бахрейна ставится под сомнение нашим главным союзником, — сказал он.

Иными словами, он посоветовал нам забыть об участии арабских стран в ливийской миссии.

Это становилось катастрофичным. Я должна была немедленно это исправить. Но как? Не было ни одного хорошего варианта развития событий. Наши ценности и моральные принципы требовали, чтобы Соединенные Штаты осудили насилие против мирных жителей, которое мы наблюдали в Бахрейне, и настаивали на полном отказе от подобной практики. Кроме всего прочего, это было принципиально важно для наших действий в отношении Ливии. Но если бы мы продолжали упорствовать, то тщательно выстроенная международная коалиция, призванная остановить Каддафи, могла в последний момент развалиться, и тогда мы, возможно, не сможем предотвратить гораздо более страшное насилие — полномасштабную кровавую расправу.