Александр Воцензук - Сержантиха

– Леля!! – Закричал я в панике. И опять пугающая тишина. Быть такого не может, что бы она не ответила. Даже когда мы с ней разругивались в хлам, и она демонстративно ложилась на грунт, словно подводная лодка, я все равно продолжал ощущать ее присутствие. Мне всегда казалось, что от нее теплым летним ветерком веет. А теперь этого не было.

Ничего не было. Пустота. Пугающая пустота. Страшная мысль пронеслась внутри меня. Верить в это не хотелось. А что если она умер… У нее же не было «запасного» тела, как у меня. И ей некуда было уходить. Это только у меня сохранялась, пусть едва заметная, но связь с моим телом. Эта чуть мерцающая ниточка тянулась из моего будущего в военное прошлое. И этот жгутик никогда не обрывался. От этого предположения я завыл. Слезы потекли даже не ручьем, а настоящей полноводной рекой. Какой только кретин мог сказать, что мужчины не плачут. Плачут. Еще как плачут. Я выл самым натуральным образом. Только потому, что голосовые связки еще не подчинялись. С трудом открыв глаза, сквозь слезы я увидел прыгающее изображение больничной палаты. С первого взгляда было ясно, это уже мое время. Ровные потолки, современные плафоны. На окне зеленые шторы.

Да, это было мое время, но теперь такое чужое! Как бы я хотел сейчас оказаться опять в холодном осеннем лесу в Лелькином теле. Лучше уж погибнуть с ней, чем оставаться без нее. Только сейчас я понял, как она мне дорога. Ко мне тянулись какие – то трубочки и провода. Рядом жужжал аппарат. С трудом повернув голову, увидел железный ящик с индикаторами. Только здесь почувствовал, как мое тело закололо миллионами маленьких, но острых иголочек. Физическая боль была нестерпимой. Но, по сравнению с той, внутренней мучительной болью, осознанием того, что я навсегда разлучился со своей Лелькой, это было ничто. Боже мой, до чего же мы люди, порой, бываем эгоистичны, меркантильны и неблагодарны. Только сейчас я понял весь смысл избитого выражения, моя вторая половина. А ведь еще недавно, каких- то сорок минут назад по обычному времени, и семьдесят с лишним лет назад, я был единым организмом со своей Лелькой! Какой же я был дурак, и не понимал, какое же это счастье быть одним целым, пусть даже в нежном девичьем теле.

Я не хочу больше жить. К черту. Лучше прыгнуть в окно. С трудом я опустил ноги на пол. Сбросил все эту подводящую систему жизнеобеспечения. Попытался встать. К моему удивлению, получилось. Голова хоть и кружилась, но и в пределах нормы, да и тело слушалось. А мы по стеночке, по стеночке… А когда то мне, можно сказать теперь – в прошлой жизни, таким образом приходилось до туалета добираться, точнее нам – мне и Лельке. Шажок, еще один. Лелечка, миленькая, подожди немного. Скоро мы опять с тобой увидимся. Очень плохо мне без тебя. Прости меня Господи, прости. Нет сил, такую муку терпеть. Шесть шагов до встречи осталось, пять, уф- ф, четыре… Передохну немного, и опять вперед. По сантиметрику, по миллиметрику, к окну. А за ним Ирий, то место, где встречаются души всех воинов, положивших живот свой за други своя. Нечестно так, несправедливо, Лелька, моя Лелька навечно осталась под дубом лежать, а я здесь. Неожиданно дверь в палату открылась, и пухленькая медсестра увидев меня прижавшегося к стене, выпучила глаза и закричала суматошно, будто увидела перед собой самого Вия.

– Сергей Серге-е- е- е – вич! Сергее -е-е-е-й Се-е-е -р-р- и-ич! Наш коматозник очнулся! Уже у стеночки стоит! Сам к стеночке встал! За стеночку держится!

Немного погодя в коридоре раздался топот, и в палату ворвалось сразу целая толпа врачей. Увидев меня, они также от удивления раскрыли рты. Да, что это в самом деле здесь происходит. Словно на диковинного зверя смотрят. Первым очнулся толстый лысяк, то есть лысый толстяк. Он подбежал ко мне, схватил за руку.

– Больной! Вам нельзя вот так сразу и без подготовки подниматься на ноги. В вашем состоянии это чревато! Понимаете – чревато!

Врачи и медперсонал облепили меня со всех сторон подобно муравьям, и повели, точнее, понесли к койке. Уложили бережно, с сюсюканьем, словно младенца в люльку.

– Вот так, ножечку сюда, другую. Осторожненько, аккуратненько, головку на подушечку…

– Ле…ля…- прохрипел я, – Ле…ля!

– Ой, он и говорить уже начал! Это фантастика, коллеги! Фантастика! Первый подобный случай за всю мою практику. Кто бы мог подумать, больше семи месяцев в коме, и, представьте. Только что пришел в сознание, и сразу же без длительной реабилитации самостоятельно поднялся на ноги! Не увидел бы своими глазами, ни за что бы ни поверил.

– Сергей Сергеевич, да это тема даже не для кандидатской, а сразу на докторскую потянет! Феноменальный случай.

– Вот именно, Павел Иванович, вот именно! А вы меня убеждали – отключить, отключить, отключить, овощ, овощ. Вот вам батенька и овощ с хреном огородным и мелкотертой морковкой под сметанкой. Раз и – докторская! А, то, и, берите выше – нобелевка! А это повыше американских натяжек будет. Мировой уровень.

Мне было плохо, и я не обращал на возбужденных медиков никакого внимания. Причем здесь докторская? Причем здесь нобелевская? О чем это они? Я же только что с войны вернулся, свою половину там оставил…

– Леля…- опять захрипел я не сдерживая слез заплакал.

– Так – так – так,- вперед выступил высокий сухощавый врач с резиновым молоточком в руке, и многозначительно посмотрел на окружающих. Те сразу посерьезнели. – Коллеги, не кажется ли вам, что эти абберации не случайны? Все – таки семь с лишним месяцев в коме, и, как я полагаю, нервная система могла не выдержать? Пациент, посмотрите сюда. Глазки влево, вправо. Вверх, вниз. Сводим к носику. Следим за молоточком. Туда – сюда. Сюда – туда. Язычок показали. Замечательный язычок. Просто превосходный. Розовенький такой язычок, словно у молочного поросеночка под тертым хреном. Это юмор у меня особенный. Насчет хрена. А, теперь скажите, голоса вас не мучают? Может быть, они приказывают вам, угрожают, заставляют совершить что – то нибудь асоциальное? Молодой человек, говорите не бойтесь. Поверьте, мы вам хотим только добра, и для вашей же пользы. Будьте уверены, мы вас обязательно вылечим. Формы тяжелого психического расстройства мой профиль. Между прочим, я несколько раз вытаскивал из тяжелейшей бредовой ямы ведущих экономистов, реформаторов и премьеров нашей страны. А случаи довольно тяжелые – параноидальная шизофрения с маниакальным психозом при полной нравственной деградации личности! А это, я вам скажу, сразу две нобелевки подряд!

– Зря вы батенька, этих, хм-м, «реформаторов» выпустили,- зашумели врачи, – возможно бы нашу страну и миновала чудовищная полоса разрушения.

– Да я и не собирался этих деятелей выпускать. Это же нарушение базовых принципов заповедей Гиппократа. Это равносильно тому, чтобы законченного психа с взведенной атомной бомбой выпускать в мир. Но, на меня надавили самым наглым и жестким образом. Между прочим, из администрации президента и американского госдепа! Несколько раз даже побили. Три зуба выбили. Во -о, видите? Внизу и вверху. Пришлось коронки ставить. Ну, вернемся к нашему клиенту. Продолжим. И, что за имя вы странное произнесли, молодой человек?