Алексей Махров - Дорога к Вождю

– Жаль! – разочарованно шептал Бат. – На всех вас, суки, снарядов просто не хватит! Сейчас бы сюда еще парочку стволов – и никто бы не ушел!

Немцам хватило и двадцати снарядов. Потеряв за три минуты половину атакующего отряда, при этом даже не поняв, что их убивает один-единственный танк противника, фрицы предпочли отступить. Но сделать это быстро не смогли – вся более-менее проезжая часть узкого дефиле оказалась забита сгоревшей или все еще горящей техники.

Полковник приказал увести «Т-72» на перезарядку. Танкисты в бешеном темпе, отдавливая пальцы, закинули в «карусель» последние оставшиеся снаряды и успели довершить разгром, превратив его в «полный и окончательный». Бегством сумели спастись всего полдесятка «панцеров». Впрочем, немецкие пехотинцы, хоть и понеся некоторые потери (в основном случайные, от взрывающихся бронированных машин), отошли, сохранив относительный порядок и даже вынесли раненых.

До самого вечера защитников «укрепрайона» больше не беспокоили. К этому времени прибыло подкрепление: два неполных танковых взвода, судя по соседству легких «двадцать шестых» с «КВ» – сводных, собранных из нескольких уцелевших частей, и до роты пехоты. Танкисты заняли оборону, вместе с «махрой» до самой темноты окапывая и маскируя свои «коробочки», а полковник Бат и комиссар Дубинин, перекусив сухпаем, уселись около «Т-72», обсуждая дневные события. Собственно, обсуждался один, но немаловажный вопрос: удалось ли заткнуть прорыв и предотвратить Минский котел? По всему выходило, что удалось – судя по последней атаке, фрицы выдохлись. А значит, что расстрелявшему весь боезапас танку и его героическому экипажу пора на заслуженный отдых.

Тронулись в полночь. Вместе с «Т-72» шел грузовик с ранеными, легковушка Лермана и броневичок «БА-10». На присутствии последнего настояли погранцы, узнав, что в «Т-72» закончились боеприпасы. Полковник не спорил. Хотя если, напоровшись на немцев, он не сумеет вырваться на тяжелом танке, то 45-мм пукалка броневика его «здорово выручит».

К началу второго часа движения боевая машина выбралась, куда и планировали – к довольно крупной железнодорожной станции, занятой множеством войсковых эшелонов. Судя по сброшенным под откос искореженным обломкам вагонов и платформ, станция уже не раз подвергалась авианалетам, но все еще работала. Да и две батареи тридцатисемимиллиметровых зенитных автоматов оставляли надежду, что гитлеровцам не удается столь уж безнаказанно бомбить пути: в паре сотен метров от рельсов торчал воткнувшийся в землю остов сбитого бомбардировщика. Обломки еще одного валялись за выпускной стрелкой, обрамляя здоровенную воронку – видимо, рванули не сброшенные перед падением бомбы.

Остановив танк под крайними деревьями опушки, полковник о чем-то недолго переговорил с Дубининым и Лерманом, после чего комиссар и старший следователь убыли на станцию, прихватив грузовик с ранеными. Лерман вернулся спустя полчаса в сопровождении сержанта госбезопасности и четверых автоматчиков. Усевшись на броне, гэбэшники проводили «Т-72» до погрузочного пандуса.

Боевую машину на платформу загонял лично полковник, выгнав с места механика-водителя Баранова: ширина настила оказалась практически один в один с шириной тяжелого танка. Поэтому требовалась поистине филигранная точность – даже опытный танкист Бат справился только с третьего раза. Танк намертво принайтовали к платформе, заблокировав ходовую деревянными «башмаками», и укрыли чехлами по самые нижние ветви гусениц, превратив в нечто абсолютно неузнаваемое.

Настала пора прощаться: эшелон, на котором в тыл эвакуировали разбитую автобронетанковую технику, немедленно уходил на восток – им дали «зеленый коридор», задержав все прочие составы по пути следования. Поколебавшись, Гаврилов подошел к комиссару, о чем-то негромко разговаривающему с лейтенантом госбезопасности возле ступеней вагона, четко козырнул, кинув руку к пыльному шлему:

– Товарищ батальонный комиссар, разрешите обратиться?

– Разрешаю, – автоматически буркнул тот, недовольный прерванным разговором. – Чего тебе, танкист? Что-то срочное? Не мог подождать, пока тронемся?

– В каком смысле тронемся? – опешил Степан. – Я это, попрощаться пришел. Нам с Николаем в часть нужно, предписание-то никто не отменял. Фронт ждать не станет, война на дворе.

Нахмурившись, комиссар переглянулся с Лерманом:

– Анатолий Абрамович, что за бардак? Им что, ничего не сообщили?

– Никак нет, товарищ батальонный комиссар, – сник лицом тот. – Не успели.

– Вот я и говорю, бардак. Ну так сообщайте, это была ваша инициатива, не моя. Только быстро, паровоз, вон, уже второй свисток дал.

– Есть. – Лерман повернулся к Гаврилову. – Товарищ сержант, вы с красноармейцем Барановым отправляетесь вместе с товарищем комиссаром и его спутником в тыл. В вашу часть сообщат при первой же возможности.

– Никак невозможно, – ошарашенно захлопал глазами Степан, поймав одобрительный взгляд механика-водителя. – У меня предписание на руках, если к сроку в часть не поспеем, обоих в дезертиры запишут, сами понимаете. А там и до трибунала два шага. Да и не место нам в тылу, воевать нужно. Немец-то вон как прет, а мы опытные танкисты. Машину получим – и…

– Много говоришь, сержант, – поморщившись, Лерман перешел на другой тон. – На фронт вам пока нельзя. Секретную технику видели? Видели. Экспериментальным танком управляли? Управляли. С товарищем Дубининым знакомы? Вот и езжайте, там разберутся.

– А предписание? – убитым голосом переспросил Степан. И уже твердо докончил: – Или давайте нам соответствующий документ, или мы тут остаемся. Я от фронта прятаться не собираюсь. Мне воевать нужно, немца бить.

– Анатолий Абрамович, да дайте ему какую-нибудь бумагу с печатью! – не выдержал комиссар, раздраженно взглянув на наручные часы. – А в Москве я уж сам разберусь, что к чему. И в часть сообщите, а то и вправду подведем бойцов под трибунал. Считайте, это приказ! Вы же в курсе, что мне положено оказывать ЛЮБУЮ помощь?

Лерман скривился, но спорить не стал. Уложив на колено полевую сумку, он торопливо заполнил химическим карандашом какой-то бланк, загодя проштампованный фиолетовой печатью, и протянул Гаврилову:

– Держи, сержант. Тут сказано, что в связи с делом государственной важности вы оба временно прикомандированы к товарищу батальонному комиссару. Поскольку дело секретное, никаких подробностей никому не разглашать, во время поездки выполнять приказы только товарища Дубинина и никого больше. В двадцать вторую танковую я сообщу, связь имеется. Вы ведь туда направлялись?

– Так точно! – обрадованным голосом сообщил Степан, принимая от гэбэшника бумагу. – Спасибо, товарищ лейтенант государственной безопасности!