Владимир Поселягин - Комсомолец

— А гражданский кто? Я так понял, вы командировочный?

— Из самого Киева, позволю напомнить, молодой человек, — ответил тот с несколько специфичным говором. — Я отвечаю за…

— Да я это из документов понял, — перебив его, сказал я. — Вот, кстати, в плен к немцам я вам попадать не советую. Расстреляют. У них приказ по всем частям политработников и евреев расстреливать. С этими вам еще повезло, похоже, не поняли, кого взяли.

За разговором мы освободили дорогу от тел, побросав их вниз, трофеи я покидал в повозку, включая один МГ-34 с солидным боезапасом, а также бойцы помогли мне погрузить «языка». Я еще на всякий случай проверил у него веревки и навязал дополнительные узлы.

Бойцы попрыгали на мотоциклы, теперь они были вооружены карабинами. Гражданский сел в люльку, причем в ту, где я снял пулемет, и через несколько секунд только поднятая пыль и выхлоп от мотоциклов напоминали, что тут стояла техника. Обернувшись, я заметил на дороге клубы пыли и, выругавшись, подбежал к повозке, закинул Шмеля в кузов и погнал в город. К Луцку подходили немцы.

Я успел удрать раньше, чем они вышли на дистанцию прицельной стрельбы, и теперь гнал по улицам. На третьей пришлось натягивать поводья и, спрыгнув на брусчатку, разворачивать Красавца под уздцы. Одна из бомб попала в жилой дом, и улицу перегородила упавшая стена, тут не проехать. Пришлось уходить по параллельной улице.

Петляя по улочкам в поисках, где можно проехать, но уже шестой раз наталкиваясь на заторы, в данном случае это были два столкнувшихся и сгоревших грузовика, я обнаружил, что в своих метаниях преодолел город и оказался на противоположной окраине, рядом с мастерской Степана, где я когда-то купил эту повозку.

Здание бывшей фабрики по производству карет покосилось — во дворе упала авиабомба и взрывной волной повредила его. На улицах еще встречались люди, бомбежка только что закончилась, наши «ястребки» не смогли остановить стервятников люфтваффе, поэтому люди торопливо, с котомками в руках, бежали к выезду из города, а другие, в основном местные, с некоторым злорадством смотрели за этим из частично выбитых окон.

Загнав повозку сперва во двор, я объехал большую воронку и, остановив коня, взял его под уздцы и завел в само здание. Крыша частично уцелела, поэтому я посчитал, что сюда никто не войдет.

— Вставай, — скомандовал я диверсанту, привязывая поводья к крюку.

Пришлось ему помогать, сам он спуститься не мог. Разрезав веревки на его ногах, я вывел диверсанта из здания бывшей фабрики и велел замереть, устанавливая на входе растяжку. Для Шмеля высоко, не заденет, а вот человеку не поздоровится. Осколки пойдут наружу, так что мои животные, кроме испуга, ничего не получат.

— Охранять! — скомандовал я щенку, он уже знал, что это команда не удаляться далеко от повозки, и, подхватив «лейтенанта» под локоть, повел его к выходу со двора фабрики. Одет я был все так же под крестьянина, однако в самодельной кобуре под мышкой был «парабеллум» с глушителем, под рубахой кобура с табельным наганом, а сзади за поясом польский «Вис». Карманы топырились от магазинов и патронов россыпью.

От фабрики до здания отдела было недалеко, буквально пять минут спешным шагом, этим маршрутом мы и шли, поглядывая по сторонам.

Народу на улицах, в принципе, хватало. Я же говорю, пользуясь тем, что бомбежки не было, жители бежали, но прицепился ко мне из-за того, что я веду связанного командира РККА, всего один, да и то милиционер. Мои документы его удовлетворили, а узнав, что это диверсант, он только сжал цевье карабина.

— Суки, вечера вечером немецкие самолеты сигнальными ракетами наводили. В детдом попали, больше пятидесяти детей погибло.

Оставив милиционера на перекрестке, где он продолжал изрыгать проклятия в адрес диверсанта, я повел «лейтенанта» дальше.

— Слушай, может, договоримся, а?

— Еще раз пасть откроешь, руку прострелю, — рассеянно ответил я. Мне не нравилась близкая ружейно-пулеметная стрельба.

До поворота, откуда я смогу увидеть отдел, осталось метров сорок, когда вдруг вспыхнула близкая перестрелка. Подскочив к углу, я выглянул и выругался, глядя, как у отдела горят две полуторки, по улице носит пепел от сгоревших бумаг, а подъехавший к зданию немецкий танк вдруг выпускает струю из огнемета в окна отдела. Почти сразу из окон начали выпрыгивать объ ятые огнем люди. Один из сотрудников как-то умудрился погасить пламя и побежал в мою сторону, явно ничего не видя. Все его лицо пузырилось волдырями от ожогов. Судя по лохмотьям формы, это был кто-то из наших.

— Сюда! Беги сюда-а! — заорал я, чтобы он сориентировался на звук. Но тот, умудрившись преодолеть более ста метров, не добежал до угла буквально несколько шагов. Он дважды дернулся, на заплетающихся ногах все-таки дошел до угла и свалился. Ухватив его за пояс, я затянул раненого за угол. При этом я заметил, что в нашу сторону бегут трое солдат в касках, с рюкзаками за спинами и карабинами в руках.

В это время диверсант, воспользовавшись тем, что я отвлекся, выскочил и побежал по улице в ту сторону, откуда мы пришли. Отбежать он успел метров на десять, именно столько времени мне потребовалось, чтобы достать «Вис» из-за пояса.

Вокруг стоял грохот стрельбы, так что слабые хлопки потонули в этом шуме.

— Как там наши? Кто живой остался? — затормошил раненого, изредка поглядывая из-за угла на приближающихся пехотинцев. Один как раз на ходу готовил гранату.

Общался я с раненым грубо, но ситуация такая была, да и не жилец он был.

— Никто, все в отделе были… готовились к эвакуации… Мы не знали, что немцы так близко… Не знали! — прохрипел раненый, в котором я узнал секретаря капитана Немцова, и замер, умерев у меня на руках.

— Суки, — прошипел я и мягко завалился набок, чтобы голова и рука со вскинутым пистолетом показались из-за угла. Прозвучала серия выстрелов, и все три пехотинца упали. До них было всего метров пятнадцать. Когда я вскочил на ноги, рядом с одним из них еще и граната рванула.

Вытащив из кармана погибшего сотрудника документы, я побежал к фабрике. Город нами, похоже, был потерян, требовалось как можно быстрее его покинуть, пока была такая возможность.

Больше ничто меня тут не задерживало. Теперь получалось, что, кроме Рогозова, в Киеве обо мне никто не знал. Вся информация сгорела в отделе, так необдуманно сожженном фашистами со всем архивом и людьми. Именно такие мысли у меня мелькнули, когда я рванул от угла по улице, стараясь прижиматься к стене.

Однако убежать я далеко не успел, буквально сразу же после того, как перепрыгнул через тело убитого диверсанта, услышал сзади звук мотора. Мельком обернувшись, я заметил, как на улицу выруливает гробообразный бронетранспортер. Точно такой же, как те, что я видел у брода на двенадцатой заставе. За пулеметным щитком были видны каски двух немцев, которые выцеливали на улице будущие жертвы. А так как, кроме меня, никого на улице не было, все попрятались, то естественно, моя улепетывающая фигурка привлекла их внимание. Да еще пистолет в руке.