Марик Лернер - Построить будущее

— Покрытие не идеальное, — с удовольствием постановил тот, разве что не попробовав на зуб. Пальцем царапать пытался и языком лизнул.

— Потребуется шлифовка, — миролюбиво соглашаюсь.

— Передайте другим! — возмутились сзади.

— Действительно, имейте совесть!

— А можно ли серебром покрыть медную монету? — быстро спросил некий молодой человек, заполучив пластину.

— Теоретически возможно. И заметьте, — восклицаю с пафосом, — уголовную статью за изготовление фальшивых денег никто не отменял!

Парень заметно покраснел, а его приятели довольно заржали.

— Ничего такого я не показывал! — испуганно отмахиваясь обеими руками, добавляю: — Даже не смел представить!

Теперь смеялся весь зал.

— И после этой лекции не покупайте с рук и дешево золотые и серебряные изделия, а то мало ли кто воспользуется научными достижениями.

А вот тут кое-кого проняло.

— А если серьезно, то для покрытия куполов церквей в принципе метод может подойти. И если подумать, можно найти огромное количество возможных применений. Как я уже сказал, в первую очередь сохранение от коррозии, но ведь и просто эстетический вид. Гораздо симпатичнее, когда блестит, а не мрачная решетка в доме.

Дальше уже пошло проще. Вопросы, вопросы. Толщина покрытия, количество расходуемого материала, стоимость производства такой штуковины вроде моей батареи и использование более мелких элементов. Про зависимость цены от количества нового вещества (медь, цинк, серебро, золото), оседающего на изделии от примесей в электролите, уже сам добавил. Лекция в очередной раз удалась.

Когда люди принялись расходиться, мои помощники взялись за оборудование. Оставлять неизвестно кому на память для будущего музея пока рано. Самому пригодится. И тут под ноги кинулся тот самый в армяке, неизвестно что потерявший на лекции. Ну да, я сам приказал пускать всех, но такого уж точно не ожидал.

— Спаси, выше высокоблагородие, — пихая в руку исписанную бумагу, не с ерундой — подготовился, возопил басом, попытавшись попутно расцеловать пыльные сапоги.

Забираю челобитную и быстро проглядываю. Разное видел в последнее время в докладных и записках от секретарей, такое не попадалось. Мерзость самая настоящая. Орловский помещик Карпин, после выхода в отставку по болезни в чине капитана, лет пять назад соорудил у себя в деревне натуральный застенок, где лично пытал провинившихся, вздергивая на дыбу и охаживая кнутом. Вообще, видать, великий затейник. Пытки употреблял самые разнообразные и просто забить или запороть считал ниже своего достоинства. Перечислялись имена семидесяти одного человека, из которых одиннадцать запытаны до смерти, причем официально девять считались умершими от болезней, а двое беглыми.

На этом фоне погоня в пьяном виде за дворовыми с ножом и обещания зарезать, а также создание личного гарема смотрелись несколько бледно. С кем не случается. Сам не без греха. Конечно, Стеша не подневольная, но по всем понятиям не ровня. Но это ерунда. Низкое происхождение матери не сказывалось на движении детей по социальной лестнице, если только отец хотел видеть их своими наследниками.

Дворянское общество сквозь пальцы смотрело на связи с крепостными девками. Детей, рождавшихся от любовных утех с крестьянками, барин мог признать и дать вольную, другие так и оставались холопами. Часто молодой барчук рос в окружении своих кровных братьев и сестер, а старые слуги оказывались его близкой родней.

Хуже всего, что по указу 30 апреля 1730 года «людям и крестьянам на помещиков, управителей и на приказчиков челом не бить и суда не давать». По закону я обязан вернуть мужика хозяину и напрочь забыть о слезнице. Но есть замечательная отмазка: от рук Карпина пострадали и свободные — однодворец, подканцелярист, священник соседнего села. Последнего били по приказу хозяина и посадили в погреб на два дня. Тот пришел увещевать помещика по поводу его крестьян.

Кроме всего прочего, вконец одуревший помещик драл такие налоги и так наказывал, что полторы сотни жителей его деревни ударились в бега. Часть их бродили по округе и разговорами способны были вызвать возмущения и в спокойных селах. Даже без свободных под это можно раскрутить и остальное, превратив в показательный пример. Крепостной тоже православный человек, с ударением на оба слова — православный человек, — и издеваться без причины над ним непозволительно.

— Скажешь все это на допросе под кнутом?

— Всю правду выложу! — прохрипел мужик, перекосившись. — Не из дворовых холопов без совести, честнóй крестьянин.

Такие вещи нужно почувствовать в реальности, чтобы понимать. Добрый Петр Великий для упрощения повелел записывать всякие мелкие группы, не входившие в понятие «зависимые крестьяне», в определенное сословие. Приравняли и холопов с крестьянами, отказываясь юридически видеть между ними разницу. Однако различие в головах сохранилось.

В крестьянской среде бытовало твердое убеждение, что дворовые — суть хозяйские рабы. А хлебопашцы привязаны не к владельцу имения, а к земле как таковой. Потому и продавать их можно исключительно с участком. Одновременно помещик имел право переводить жителей деревень из крестьян в дворовые.

Казалось бы, жизнь в барских хоромах сытнее. Но земледельцы так не считали. Для них уход в дворовые являлся понижением статуса. Между крестьянином и барином стоял мир, их отношения не были прямыми. Что же касается дворового, то он полностью зависел от хозяина и его настроения. Кстати, и продавали в первую очередь их. Потому, если хотел помещик взять горничной в дом приглянувшуюся девочку, должен был заплатить родителям. Многие охотно отдавали, избавляясь от лишних ртов. Только то уже отрезанный ломоть и считай чужая. Настоящие трагедии на этой почве случались, с самоубийствами.

— Афанасий! — зову вечного телохранителя, заменившего Гену.

— Слушаю, Михаил Васильевич!

Забурел, заматерел и раздобрел на богатых харчах. И своих потихоньку перетягивает. Этих бывших некрасовцев возле меня уже с десяток трется. И второй из натуральных донских казаков и крещеных калмыков. Личная охрана, готовая перегрызть горло любому по одному жесту. Не наемники, по большей части по разным причинам бессемейные и в возрасте. Служба не за деньги, а за землю. Выделил деревню в общее пользование, пусть юридически она по-прежнему за мной. Парочка выборных от коллектива там ошивается регулярно и за хозяйством смотрит. Остальные при мне.

— Этого под замок. Не обижать, кормить, поить и относиться нормально. Без лично моего приказа не отпускать.

— Ясно, Михаил Васильевич!

Дома все оказалось в полном порядке. Очередные степенные поморские люди, с просьбами. Обещал разобраться. Обычно удается без привлечения тяжелой артиллерии в виде царского гнева. По мелочи сам могу с соответствующими чиновниками договориться. Земляки у меня проходят в качестве дополнительного резервуара человеческой силы. В виде ответной услуги нередко запихиваю одного из сыновей в гимназию на обучение. Через пару лет будет пополнение в управленческом слое.