Марик Лернер - Цель неизвестна

— Занятно, — протянул он. — Неужели Иван рассказывал?

Здесь я вступал на топкую почву вранья и вместо ответа просто улыбнулся. Как хочешь, так и понимай. Неужели у них это неизвестно? Тяжко плавать в элементарных вещах. Может не стоило сильно умным казаться? Ага и сидеть шесть лет за партой в моем возрасте, начиная с азов. При условии, что на дверь сразу не покажут.

— Еще могу на английском, французском и немецком говорить. Пишу не очень, — сознаюсь. На самом деле у них могла грамматика измениться и серьезно. Лучше сразу признать недостаточную подготовку, чем попасться задним числом.

— Ну-ну, — покачал головой.

— Арифметику знаю через труды Леонтия Магницкого и грамматику прошел.

Это опять же чистая правда. Всю дорогу при малейшей возможности штудировал сии ученые труды. Не вылазя из телеги и отвлекаясь разве на перекус и ночь. Надо ж представлять уровень. Чем дальше, меньше я замечал здешний стиль и выражения в задачах: «Некий человек продаде коня за 156 рублей, раскаявся же купец нача отдавати продавцу глаголя: яко несть мне лепо взята с сицеваго (такового) коня недостойного таковыя высокия цены». Похоже прав с самого начала и наречие само въедается в мозг.

Оно и к лучшему. Обдумывать каждое слово и постоянно опасаться ляпнуть неизвестное окружающим или вызывающее удивление достаточно сложно. А сейчас я невольно подстраивался под людей и никаких неудобств не испытывал. Все ясно и отсутствуют затруднения. «И ведательно есть: коликиим купец проторговался?».

Вот здесь могла быть засада. Как бы попутно нечто не испарилось из памяти, замещаемое новым. Как только появится время необходимо продолжить записывать все подряд про будущее. А пока делу время — Магницкий не в пример стихотворцам оказался зело полезным. Куча полезных и практических сведений. Способы определения высоты стен, глубины колодцев, расчет зубчатых колес, так чтобы числу оборотов одного соответствовало число оборотов другого и многое другое.

Целый раздел относился к морским премудростям. Я снова пока за рыбой не собирался и углубляться не стал. Необходимость и умение счисления положения меридиана, широты местонахождения точек восхода и захода, вычисления наивысшей высоты прилива оценил. Как и прилагавшиеся таблицы с таблицами, содержащими важнейшие данные о навигации. Очень полезное дело свершил автор.

— Вирши ишо сочиняю, — показывая смущение и чуть не шаркая ножкой, кидаю дополнительный шар.

— И?

— Токмо на простонародном языке. Эти… куриозные стихи, в форме чаши или креста, аль специально мутные со множеством взаимно противоречащих смыслов душе обычного человека не волнительны.

— А нужна ли известность средь не понимающих литературу?

— А поэзия вагантов? — возражаю. И сходу, не давая опомниться на немецком: «В чужедальней стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете».

Кто-то думает, что это русская песня? Два раза! Перевод. Прощание со Швабией называется. Прямо в тексте присутствует: «Прости-прощай, разлюбезный швабский край!». В русском изложении это место отсутствует. И не оно одно.

Уж вагантов в интернате мне в голову много напихали, исключая похабные стишата. Их я уже сам находил. Правда использовать, выдавая за собственные не выйдет. Иностранцы признают. Слишком известные вещи. Зато в качестве примера моей образованности сойдет.

— Стих любому до сердца дойти должон иначе бессмысленное баловство и ненужность.

— Ну исполни, — разрешает. — Свое.

Я выдал в очередной раз «Стрекозу и муравья». Реакции не последовало. О чем это говорит? Заходим с другого направления.

— А вот еще:

— продекламировал, —

— и вплоть до ужасного замысла Мазепы без остановки.

— А дальше? — возжаждал Тарас Петрович, поливая медом слегка приунывшую с первого облома душу.

— Не придумалось ишо, — грустно отказываюсь.

Подействовало. Все ж не зря я Пушкина уважаю. Классно писал. Только надо нечто и про запас иметь. Моя внутренняя библиотека имеет окончание и нефиг разбрасываться сокровищами за просто так. Все хорошо в меру.

— В процессе.

Он странно всхлипнул, похоже в очередной раз употребил не подходящее для мужика слово и ударил с неожиданной стороны.

— Так зачем тебе учиться?

Очень хороший вопрос. А еще правильней чему именно? Я ж не могу сказать, чтоб получить диплом и легализацию.

— Нешто нечему? — делаю удивленные глаза, спрашиваю. — Я много не знаю, а здесь люди ученые и, — хитро улыбнулся, — вифлиотека должна иметься. Читать с вниманием и польза грянет агромадная. Галилея, Вобана и Декарта мечтаю в руках держать и не упуская ни словечка изучить.

Имена я назвал из тех, что уверен — уже жили. С Галилеем все ясно, Вобан писал о военном деле и фортификациях, сиречь оборонительные сооружения и крепости. А Декарт философ. Конкретно он меня меньше всего интересовал, я в этих высокодуховных материях ни в зуб ногой, просто фамилия на слуху.

— Пойдем, — сказал он после паузы. — И ректор спросит, отвечай поповский сын.

— А? — это натурально неожиданность. А в чем смысл?

Видимо он понял, что требуется пояснения, хотя вслух и не попытался удивляться.

— Указом от 7 июня 1728 года сказано следующее: «Обретающихся в московской Славяно Греко Латинской Академии помещиков людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных от помянутой школы отрешить и впредь таковых не принимать».

Пашпорт при подобном раскладе лучше не демонстрировать. Недолго и кнутом словить.

— Ректор академии Герман Копцевич бил тревогу и просил Синод отменить ограничительные правила, так как «число учеников во всей Академии зело умалилося и учения распространение пресекается». Ему отказали.

— А как же…

— Вот и помалкивай, — резко сказал он. — Попы и дьяконы не любят отдавать сыновей в школы. Для рукоположения достаточно славянской грамоты. Здесь на многое глаза закрывают. Главное не болтай лишнего. Ты ж вроде парень разумный.

— Да Тарас Петрович, — говорю с благодарностью. Похоже он человек неплохой. Я б тут же прокололся на происхождении и вылетел пробкой на улицу. А так имею хороший шанс на вживание.

В коридоре было темно. Маленькие, квадратные окна врезаны в очень толстые стены. Света они почти не пропускали, будучи ко всему изрядно грязными. Стены в подозрительных пятнах. Пол посыпан песком, неприятно скрипящим под ногами и прячущим в себе мусор. После короткого мозгового штурма я кажется нашел верный ответ. Это так спасаются от грязи, приносимой с улицы на ногах. Снег тает и образует лужи. А здесь он впитывается. Странный способ. Неужели не проще веником и порожком почистить обувь?