Василий Панфилов - Улан. Трилогия

Далее подключились обыватели и из попаданца начали лепить Рыцаря Без Страха И Упрёка. Честно говоря… Владимир был не против, но скажем так – в меру. А то некоторые явно увлеклись и начали выпекать какие-то слезливые истории, где он был представлен крайне романтическим (педерастическим по мнению самого улана) героем, дающим налево и направо возвышенные обеты, рыдающим над загубленными птичками и хранящим девственность (чего!?) ради Той Самой.

Спортсмен понимал, что идиотизм рано или поздно пройдёт, а репутация грозного бойца – останется. Главное – суметь ею воспользоваться…

Справедливости ради, были и сиюминутные "плюшки". В частности, после захвата Берлина, город вычистили так… Вывозили всё – не только золото-серебро, но и картины, драгоценную мебель, оружие, ткани – как и положено при нормальной мародёрке. Нормальной в понимании русской армии – то есть имущество выгребается, жители остаются целыми.

Выгребли нормально и сейчас ему полагались трофеи и в первую очередь – пятнадцать тысяч талеров. Сумма не то чтобы колоссальная, но весьма и весьма солидная – небольшое состояние по любым меркам – особенно если учесть, что талер стоил шесть рублей. Армия решила, что спасение обоза и задержка отряда Евгения Вюртембергского здорово помогли, ну и…

Отдельно шли ткани, картины – ценность последних определяли на глазок, что сильно насмешило человека, собиравшегося в своё время стать дизайнером, пусть и компьютерным. Барахла было много, а ещё больше – подарков. Люди как будто сговорились – дары были на редкость единообразны.

Прежде всего – всевозможные клинки, затем – доспехи…

— Эпическая сила, их-то зачем? — удивился попаданец.

— В Петербурге продашь, — философски отозвался Кейзерлинг, — кирасы отменные, в гвардии за хорошую цену возьмут

Наконец – кони и почему-то прежде всего белоснежные. Видимо – в память о павшем Снежке… Горевал ли улан о коне? Да, но не сказать, чтобы слишком – это было похоже скорее на досаду от потери велосипеда или мотоцикла, чем живого существа. Ну да – к лошадям попаданец относился достаточно спокойно, но вот они его очень любили. Коней к настоящему моменту подарили целый табун – аж семнадцать штук.

Посланник едва не писал кипятком от восторга – кони были кирасирские.

— Не интересовался? — с удивлением спросил он у парня. К стыду своему, тот и в самом деле плавал порой в элементарных вопросах. Вот не укладывалось у него в голове вся важность лошадей, не привык он, что здесь они – единственное транспортное средство. Пахать, перевозить грузы, атаковать врага – везде лошади нужны…

— Хреново в России с породистыми лошадьми, — просвещал его Герман, — татарских лошадок полно, а толковых мало. Ни в плуг, ни в повозку, ни под седло… Вроде как в Смутное время перевели, а потом соседи восстановить не давали [73] Перевели, а потом соседи восстановить не давали – то, что породистых лошадей перевели в Смутное время – одна из версий. Однако то, что соседи не давали привозить взамен нормальных лошадей – факт. Что Польша, что Швеция, что другие страны, принимали в своё время массу мер, чтобы рослые породы не попадали к нам. Восстановление поголовья нормальных лошадей в России началось с Бирона. Говорить о нём можно много и всякого (вообще-то – человека сильно оболгали), но именно он завёл нормальные конезаводы и ухитрился завезти едва ли не первых рослых лошадей в достаточных для разведения количестве. , так что твой табун – хороший подарок. Самое же главное, что "Героя битвы на мосту" вряд ли потревожат таможни.

— А что, армия мало коней затрофеила? — заинтересовался князь.

— Да немало, но скажем так – довести их до России будет непросто. Были уже случаи… — нехотя сказал немец, — всякие…

Время от времени к герою приходили прежние знакомцы – представители австрийской знати и офицеры. По просьбе посланника (улан потом узнал), серьёзных разговоров они не вели – так, байки. Впрочем, попаданец достаточно прилично ориентировался в светских хитросплетениях, чтобы вылавливать из забавных историй полезную информацию. Неполную, разумеется, но он снова стал понимать – что и как происходит при дворе блистательной Вены.

Как только он окреп в достаточной мере, чтобы передвигаться без трости, начались светские визиты – исключительно в карете. Восторженные горожанки норовили поиграть в обнимашки или швырнуть букетик. Учитывая бегающих по прекрасным дамам "зверушек", несанкционированных обнимашек попаданец избегал. Да и букетики некоторые дамы составляли такие, что они могли вышибить глаз…

В декабре князя предупредили, что в его часть собираются дать бал. Расплывшись в "правильной" улыбке, Владимир поблагодарил посланника и Марию-Терезию в его лице. Когда же тот ушёл, парень тяжело упал в кресло и простонал:

— Да когда ж всё это закончится!

Скромником он не был, да и светской жизни не боялся. Однако и находиться в центре внимания было крайне неуютно. Возможно, когда-нибудь потом он искренне будет считать балы и приёмы праздниками, но пока – нет.

Приём улану не слишком понравился – жарко, душно, всеобщее внимание, не до конца оправился от ран… Однако все неприятности искупались простым фактом – ему вручили ордена.

Мария-Терезия – рыцарский крест своего имени, лично. А Август III Саксонец – король Польши и Саксонский курфюрст, вручил (через посланника) военный орден Святого Генриха. Приятно? А если учесть, что ордена нынче давали крайне скупо и мало кто из заслуженных царедворцев высокого ранга имел хотя бы один… То награждённый сразу двумя орденами человек становился известен всей Европе.

Рождественские праздники пролетели в балах и приёмах. Однако пришлось несколько раз, навестить католические храмы – редкое событие в жизни попаданца. За все эти годы Владимир посещал мессы и приходил на исповедь от силы раз тридцать – да и то, выяснив предварительно, какие священники не слишком лезут в в душу. Вот и сейчас:

— Грешен, отче.

— Убивал?

— Да, отче.

— Во время боя или разбойным путём?

— Во время боя.

— Отпускаю тебе грехи твои.

— Прелюбодействовал?

— Да, отче.

— Силком кого принуждал или угрозами?

— Нет, отче – всё по согласию.

— Отпускаю тебе грехи твои…

Остальная исповедь прошла в том же духе – без лишних подробностей. Выйдя из исповедальни с явным облегчением, он перекрестился. Забавно, но его облегчение после исповеди все считали поведением искренне верующего человека – пусть и небрежного к церковной службе. На деле же – экстремал чувствовал себя как во время прыжков по крышам – "Штирлиц никогда не был так близко к провалу". Попросту говоря – священникам и монахам он не слишком доверял, скептически относясь к тайне исповеди [74] Скептически относясь к тайне исповеди – всё правильно – католические священники могли принадлежать какому-то специфическому ордену вроде иезуитов, где слова "К вящей славе Господней" оправдывали любые поступки, идущие на пользу католической церкви. У православных не лучше – со времён Петра священнослужители обязаны были доносить властям на прихожан, даже если те думают что-то нехорошее о этих самых властях. Кстати – одна из причин, почему староверы не признали (и многие не признают до сих пор) РПЦ – они считали (вполне закономерно) священников РПЦ чиновниками, а не священниками. . При это в душе те могли залезть так, что куда там дипломированным психологам…