Вадим Чекунов - Тираны. Императрица

В свой первый день восседания на троне после летнего перерыва, едва дождавшись окончания аудиенции, Сяньфэн с облегчением собрался было оставить зал, как вдруг заметил у дверей распростертого на полу молодого евнуха, пребывавшего в крайнем смятении. Зная, что это не кто иной, как личный слуга Орхидеи, император встревожился и спросил, в чем дело. Ли Ляньин доложил, что, как только повелитель покинул Тень платанов, за его наложницей явились слуги императрицы, чтобы доставить ее во Дворец земного спокойствия. Вопреки своему умиротворяющему названию, место это имело недобрую репутацию — именно в нем проводились допросы и пытки провинившихся.

Не успел Сяньфэн принять решение, что делать дальше, как Ли Ляньин, по-прежнему уткнувшись лицом в пол, спросил: «Обратил ли внимание Десятитысячелетний господин, что вот уже третий месяц у драгоценного человека Ехэнара не было малиновых гостей?»

От услышанного у императора закружилась голова.

Сяньфэн, жена которого так и не смогла забеременеть, приказал евнуху подняться. Ошеломленно взглянув на слугу, император только и произнес: «Значит ли это?..»

Получив утвердительный ответ, Сын Неба, не снимая официального наряда и не дожидаясь подачи паланкина, бросился во Дворец земного спокойствия.

Картина, которую он, бледный и запыхавшийся, застал там, едва не лишила его чувств.

Орхидея, в разодранной одежде и с растрепанной прической, стояла на коленях перед императрицей, чей облик источал гнев столь яростный, что служанки, державшие наготове бамбуковые палки, тряслись от страха и едва не роняли инструменты для наказания провинившейся. Было видно, что порцию пощечин и таскания за волосы Орхидея уже получила. Но теперь ее ожидала настоящая расправа, которую не всякому дано пережить.

«У-у, подлая лисица! — возмущенно бросала императрица в лицо наложницы ругательства. — Мало того что ты непонятными чарами удерживаешь правителя возле себя, так еще посмела давать ему советы! А то и вовсе сама решать начала! Даже я, его жена, не позволяю себе такого!»

Но больше всего Цыань злилась от смутной догадки, что по неизвестной причине та, что смиренно застыла перед ней на коленях, совсем не боится ее, хотя и пытается не выказать своего спокойствия. Колдовские глаза выдавали наложницу — как ни старалась та изобразить дрожь и благоговейный ужас, взгляд ее оставался пуст и холоден, словно у рептилии.

«Посмотрим, как ты запоешь сейчас!» — зловеще произнесла императрица и усмехнулась получившейся игре слов. Ей давно донесли, что разноглазая ловко завлекла ее супруга именно пением. Обернувшись к служанкам, Цыань взмахнула платком, угол которого сжимала в кулаке. Те, переглянувшись, взялись за палки поудобнее и обступили Орхидею.

Сяньфэн подбежал к супруге и схватил ее за рукав. «Нельзя бить этого человека! — закричал он, умоляюще глядя на рассвирепевшую Цыань. И прежде чем та успела разразиться негодующей тирадой, добавил высоким от напряжения голосом: — Она беременна!»

Императрица осеклась. Побледнев, она бросилась к наложнице и подняла ее на ноги. Орхидея, поблагодарив за милосердие, снова опустилась, всем видом выражая смирение.

Несчастная Цыань, готовая разрыдаться, обратилась к мужу. «Почему же мне никто не сообщил об этом? Если в ее чреве наследник, то я могла совершить несмываемый грех перед предками, убив, пусть и по неведению, столь драгоценную ношу!»

Орхидее немедленно была дарована новая одежда, поднесены дорогие украшения и вручена значительная сумма денег. Страдавшая бесплодием императрица заглаживала вину, как могла. Впрочем, наложница-фаворитка проявила по отношению к жене своего господина столь ласковые и кроткие чувства, что мигом растопила остатки неприязни, и между двумя девушками вскоре завязалась теплая дружба. И Цыань, и даже принц Гун приметили здравость рассуждений и ясность ума Орхидеи и уже не считали зазорным выслушать ее мнение, а императрица и вовсе стала часто обращаться за женскими советами — как ухаживать за кожей лица, как сохранять упругость тела, как придать волосам блеск… Лишь злопамятный Су Шунь, на дух не переносивший наложницу, продолжал убеждать правителя и его супругу, что в лице разноглазой лисицы двору грозят неприятности и опасность, но от его слов отмахивались, зная его тяжелый и склочный характер…

…Покончив к полудню с приемом сановников, Сяньфэн, утомленный бременем государственных дел, поспешил в Тень платанов, единственное место в Запретном городе, где он чувствовал себя счастливым. Ведь там ждала его та, кто способна родить наследника. Та, которая разбудила в нем мужчину. Та, с которой можно было, не таясь, беседовать о том, что тревожило душу.

Приняв из рук Орхидеи очередную трубку, император сделал затяжку и улегся поудобнее на кровати. Желанная пустота не приходила. Так сильно была загружена голова, что вместо приятного расслабления в ней роились мысли — короткие, мрачные, торопливые, словно стая летучих мышей металась под каменным сводом.

— Вот-вот будет новая война… — пожаловался Сяньфэн. — Конечно, мы ее проиграем, как и предыдущую. В этом никакого сомнения, во всяком случае, у меня. Не представляю, откуда брат Гун черпает уверенность в грядущей победе…

Орхидея задумалась.

— Иноземцы полагают, что наша страна подобна поверженному слону, делающему последние вздохи, — наконец отозвалась она. — Принц Гун считает, что Поднебесная похожа на раненого и рассерженного льва, готового к решительному броску. Ошибаются и те и другие.

— Продолжай, — заинтересованно произнес император, приподнявшись на локте.

Наложница принялась готовить новую трубку. Аккуратно присаживая темный и вязкий шарик на прокопченную чашечку, девушка вскинула бровь и ответила:

— Война, которую развязали против нас торговцы этим зельем, была необходима и нам. Вернее, ее исход был очень важен для Китая. Ведь мы извлекли горький урок из поражения, поняв, что нельзя недооценивать заморских дьяволов.

Сяньфэн усмехнулся, слабыми пальцами поглаживая мундштук из слоновой кости.

— «Нет большей беды, чем недооценивать противника», — утомленно процитировал он мудреца Лао Цзы, наблюдая за тем, как Орхидея управляется с огоньком лампы, регулируя его. — Наша беда была в том, что белых людей мы посчитали ниже себя. Так оно и есть, конечно, длинноносые нам не ровня. Но мы не можем противостоять их грубой силе, их дьявольским машинам. Их изобретения дают им неоспоримое преимущество, и все может закончиться плачевно — варвары способны разбить нас и установить господство над всей Поднебесной. Об этом не знали древние мудрецы.

Услышав полные обреченности слова, Орхидея помрачнела и задумалась.