Дмитрий Бондарь - Другой путь 5 (СИ)

Демократическая действительность так же далека от теории, как и коммунистическая. Да и верно все - нельзя давать реальную власть в руки кому попало, ничего из этого хорошего, как правило, не выходит, а только одни кровавые термидоры, да убийственные октябри. Куда лучше будет, по мнению неолибералов, если власть в любой ее форме сосредоточится в руках доказавших свое право ею распоряжаться - у Председателей Советов Директоров транснациональных корпораций, у Президентов банков, у Генеральных директоров, словом, у тех, кто доказал историей своего успеха, что может работать с любыми людьми, с любой информацией и в любое время!

Круглый стол закончился около пяти часов вечера, под начавшимся холодным и унылым дублинским дождем я добрался до машины - рядом Гвидо нес зонт, пытаясь держать его над моей головой, но, кажется, катастрофически за мной не успевал - и потому я успел изрядно вымокнуть.

Потом был короткий перелет в Лондон, где уже были приготовлены для примерки праздничные костюмы и куда уже прибыл Персен со своим кабинетом с самым неофициальным визитом из всех возможных.

Когда говорят, что Париж - столица моды, городу желают польстить. Подлинная столица моды - Лондон. Черт, о чем бы я не начинал говорить, я постепенно обязательно скатываюсь к Лондону - так велика моя к нему любовь и так же глубока ненависть. Но все же здесь я прав - столица моды именно он. Здесь шьют безукоризненные костюмы, раскупаемые по пять тысяч фунтов со скоростью продажи горячих пирожков, здесь создают самые интересные женские туалеты ценою в десятки тысяч, а Париж… Париж - он для публики попроще, для перьев и блесток, для цивилизованного карнавала, место, где женщины под белыми блузками носят черные бюстгальтеры, а мужчины бывают в туфлях на босу ногу.

Но то, что я увидел, никак не укладывалось в моей голове! Наши праздничные одеяния по замыслу бродвейского режиссера должны были явить толпе десяток уродов в буклях и кафтанах времен Карла V, в расшитых едва ли не бисером туфлях. Еще хуже дело обстояло с эскортом - Томовы молодцы должны были облачиться в какую-то жуткую помесь одежды шотландских стрелков и папской гвардии. Вместо оружия предполагались невообразимые декоративные алебарды, делающие охранников очень похожими на карточных валетов.

Пьеру нравилось, это было видно по его довольной физиономии, а меня едва не хватил апоплексический удар. Ну или что-то такое же серьезное.

— Я это на себя не надену. Пьер! Даже если мне пообещают личное присутствие Елизаветы Второй со всем ее выводком, я этого не надену!

Все присутствующие министры кабинета месье Персена, кроме Пьера и Гвидо, понимавших английский, продолжали улыбаться, разглядывая себя в пышных нарядах.

— Гвидо, скажите всем здесь, что я это не только на себя не надену, но и им не позволю и… платить за это отказываюсь! У нас не опера на открытом воздухе! И я не желаю перед всей Европой выглядеть ряженным шутом, - меня так трясло, что я расплескал виски, наполняя себе стакан. - Уберите это! Уберите это к чертям и больше никогда мне не показывайте. Пьер, я доверил вам подготовку, а вы не согласовали эскизы! Пьер, я не понимаю?!

— Сир, - пролепетал мой добрый толстячок, - мы показывали эскизы мисс О’Лири, ее все устроило, мы посчитали…

Оссия, ну конечно! Я что-то такое ожидал - недаром она так по-доброму улыбалась, когда я спрашивал ее о том, как идет подготовка. Кажется, когда-то давно, она упоминала о своих детских мечтах стать принцессой и еще несла какую-то ерунду о белом коне.

Нарисовавшаяся дилемма - согласиться ли на день позора в виде ряженного чучела и доставить радость Осси, или же плюнуть на намеченную ею церемонию и сделать все по-своему - успокоила меня. Когда нужно что-то быстро и правильно решить, я всегда успокаиваюсь. Наверное, если б я играл в шахматы, я бы был самым спокойным шахматистом и не бегал бы как господа Карпов с Каспаровым вокруг стола с доской и часами.

Вполне в европейской традиции напоказ выставлять свою национальную принадлежность: здесь немецкий турист вполне мог бродить по Елисейским полям в тирольских штанишках и шляпе с пером, итальянка нарядиться по случаю какой-нибудь Коломбиной, а галисиец подпоясываться шарфом. Это, может быть, и забавно, но мне отчего-то не нравилось. И я не чувствовал на себе обязанности следовать этим странным установкам.

— Нет, Пьер, простите мне мою вспышку, - сказал я, - но вы должны были согласовать это и со мной. Это по-настоящему важно. Послезавтра мы будем перед всей Европой, и если они увидят нас вот такими, мы так и останемся в их глазах сворой самозванцев-паяцев. Нет, все должно быть строго, монументально, как… чтобы видели в нас серьезных людей, понимаете? Гвидо?

— Да, сир!

— Гвидо, займитесь этим, у месье Персена и без того слишком много забот. Простите меня, Пьер, что позволил свалить на вас еще и это. И, надеюсь, вы не обидитесь на меня, если это поручение, не слишком вам свойственное, я передам нашему секретарю?

— Нет, сир, я не обижусь, - ответил Пьер, но взгляд его сказал другое.

Глава 8.

Сколько раз уже замечал, что когда долго и тщательно к чему-то готовишься, выкладываясь из последних сил, желая создать нечто, невиданное никем прежде, само событие потом совсем не замечается. Оно становится не кратким мигом триумфа, радости, эйфории, а проходит мимо, едва оставив в памяти след - что-то вроде галочки в журнале “вот это - сделано”. Запоминается подготовка, бессонные ночи, переживания, метания между разными вариантами, а потом, когда все это кончается и остается лишь одна-единственная возможность реализовать задуманное - тысячу раз отрепетированная, выверенная, и все равно таящая в себе тысячи случайностей, то будто переключается какое-то реле: вот ты участник и главное действующее лицо, всемогущий демиург, творящий и продумывающий все-все-все, щелк!, и вот ты уже просто уставший зритель, знающий, чем все должно закончиться, но не имеющий никакого желания смотреть спектакль до последних аплодисментов. Наваливается безразличие, становятся заметны все шероховатости, не выявленные в ходе подготовки, все выглядит по-дилетантски убого и начинает казаться, что можно было бы сделать в сто раз лучше…

И от этого тоска нарастает, появляется недовольство и желание не видеть творящегося перед глазами безобразия. Но пуще того, появляется твердая убежденность, что никогда нельзя подобное повторять. Становится стыдно за сделанное, ведь все могло и должно было быть идеально - как на московских военных парадах, однако все происходит совсем не так, как представлялось.

В общем, новый национальный андоррский праздник больше всего не понравился тому, кому он был посвящен - королю.