Дмитрий Бондарь - Другой путь 5 (СИ)

— К чему вы это ведете? - спросил Васильев.

— Все просто: вы продаете мне нефть, получаете свои два доллара с барреля и у вас не болит голова ни о чем. Схема оплаты через аккредитив и вы в любом случае получаете свои деньги. Ваш риск только в том, что однажды я могу не рассчитать силы и разориться. Но именно поэтому вы работаете со мной, а не с Джоном Доу…

— Джон Доу? - переспросил Баталин. - Кто такой Джон Доу?

— Иван Иванычем Ивановым, - перевел переводчик.

— Ивановым? - теперь спросил Васильев. - Причем здесь Доу?

— С кем-то другим, неизвестным лицом, - переводчик стушевался.

— С Васей Пупкиным, - верно перевел отец.

Министр с Президентом хмыкнули.

— Продолжайте.

— В то же время мои риски гораздо больше ваших. Вам не нужно распределять лоты в розницу, вам не нужно заботиться о танкерах и нефтехранилищах, вам не нужно опасаться резкого скачка цены. Поэтому те четыре доллара, что я имею с вашего барреля - всего лишь компенсация рисков. И это справедливо. Думаю даже, что если мы не договоримся, то вам не найти вообще ни одного оптового покупателя на вашу нефть.

— Вы угрожаете?

— Нет, трезво оцениваю риски. С барреля саудитской нефти Exxon имеет прибыль в восемь. Похожие цифры у всех остальных флагманов - в Нигерии, Северном море. Зачем им ваша нефть? Соблазнятся разве что бразильцы…

— Мы могли бы сами предложить ее рынку.

— Полноте, Юрий! Как только ОПЕК узнает, что наши с вами отношения зашли в тупик, они нарастят свою добычу как раз на размер ваших поставок в Европу - не рассчитывайте на политическое влияние. И я буду рад выкупить у них эту нефть, потому что получу на ней не четыре доллара за баррель, а шесть. Вы останетесь с нефтью, но даже без бензина, потому что химия для НПЗ закупается вами в Европе. А нет валюты - нет химии. Как в Иране.

— То есть, делиться вы не хотите?

— Нечем, Юрий Петрович! Нечем делиться! Но я человек осторожный и не люблю ссориться. Поэтому кое-чем могу помочь. Во-первых, добрым советом. Не считайте, что ваша нефтяная прибыль составляет два доллара, ведь те восемь-девять долларов, которые вы получаете от ее продажи, целиком идут в ваш бюджет, а вы расплачиваетесь рублями со своим персоналом. Ну уж рублей-то вы можете нарисовать сколько потребуется! Поэтому вся валюта от продажи нефти в принципе должна быть зачислена в строку “прибыль”.

— Я поговорю со своими экономистами об этом.

— Поговорите, - легко согласился я. - И поговорите еще вот о чем: я не согласен делиться своей прибылью с вами, но я согласен вкладывать часть этой прибыли в экономику вашей страны. Скажем, один доллар с барреля или четверть от моей доли. И вы будете вкладывать в наш общий инвестиционный фонд четверть вашей прибыли от нашей сделки - полдоллара. На каждый мой доллар ваше участие будет вдвое меньшим - чтобы я видел ваше участие, а вы контролировали мое. Инвестировать будем в… допустим в автопроизводство.

— В ВАЗ? - в глазах Васильева читалось сомнение.

— Можно и в ВАЗ, - кивнул я, - но я слышал, у вас есть талантливые одиночки, раз за разом придумывающие новый дизайн, концепцию автомобиля будущего и раз за разом остающиеся не у дел. Гвидо, где твои документы?

— МАЗ “Перестройка”, - откликнулся мой помощник, положив на стол прозрачную пластиковую папку, - НАМИ Компакт, НАМИ Охта, электромобили и гибридные машины. Так же у господина Майнце вызвали интерес работы Юрия Долматовского по созданию компактных однообъемников.

Баталин вынул из файла несколько газетных вырезок, фотографий, недолго изучал их, потом передал Васильеву:

— Это у нас сделано?

— Вы же видите на капоте тягача надпись МАЗ? Не сомневайтесь. Я готов проинвестировать строительство завода на паритетных с вами началах и заняться дистрибуцией его продукции в Западной Европе. Мои деньги и специалисты в области маркетинга - ваши люди, земля, энергетика, технические идеи. Я готов даже отдать вам контрольный пакет акций этого завода. Мне будет достаточно пятидесяти процентов без одной акции. Подумайте: это тысячи новых рабочих мест, выход на новые рынки, валютные поступления…

Над столом повисла тишина, только слышно было, как передаются из рук в руки бумаги Гвидо, как шелестят страницы газет.

— Что скажешь, Александр Михайлович? - спросил наконец Баталин.

— Нужно хорошо подумать, Юрий Петрович, - отозвался министр. - Неожиданно это все.

— Сколько времени ваше предложение будет в силе? - обратился ко мне Баталин.

— Месяц, - я посмотрел на Лу, рисующему ручкой на бумаге своих обычных чертиков. - Пока у меня нет никаких других инвестиционных проектов, я готов подождать. Но через полгода, боюсь, они появятся, и мои деньги окажутся занятыми.

— Хорошо, - кивнул Баталин. - До тех пор все останется как есть. И… мне хотелось бы узнать один ответ.

— На незаданный вопрос?

— Я его сейчас задам. Скажите, это правда, что маршал Мобуту держит свои деньги в ваших фондах?

Я даже заерзал на стуле - очень уж не ждал чего-то подобного. Сидевший рядом Луиджи начал писать под чертями итальянские ругательства, злясь на себя, что допустил утечку. Папа сделал очень круглые глаза - для него это тоже оказалось неожиданностью.

— Откуда вам это известно, Юрий?

— У меня есть немножко осведомленных подчиненных.

— КГБ?

— И они тоже.

— Ну что ж, не стану отрицать. Значительная часть из пяти миллиардов господина Мобуту остается в принадлежащих мне фондах.

Год назад, когда Заир объявил дефолт, к Пьеру Персену наведались эмиссары чернокожего диктатора, почуявшего, что под его капитал в швейцарских банках активно копают американцы, очень желающие прибрать деньги к своим рукам. В чем была бы определенная историческая справедливость, ведь деньги эти были частью выданных Заиру кредитов и выкупленных облигаций. Четверо здоровенных негров в костюмах от парижских портных блестели зубами, пучили глаза, громко верещали что-то на своем диалекте французского и требовали принять от них деньги в доверительное управление, чем очень испугали моего финансиста. Пьер не хотел связываться с деньгами сомнительного происхождения, но я посчитал, что смогу на них хорошо заработать. И вот теперь советская разведка, кажется, что-то пронюхала.

— А вы знаете, что он сделал со своей страной? - в Баталине зачем-то вдруг прорезался комсомольский политинформатор. - Вы понимаете, что все его деньги - кровавые и грязные? Я хочу понимать - будут ли ваши проекты в СССР финансироваться этими деньгами? Мне меньше всего нужны международные скандалы.

— Нет, господин Президент, эти деньги - просто гора долларов, - я постарался вложить в голос всю возможную убедительность. - Грязными или чистыми их делает наше к ним отношение. Ни Франция, ни Бельгия, ни Китай не считают господина Мобуту преступником. Но если вас это в самом деле беспокоит, то маршала больше интересуют вложения в недвижимость, чем в промышленные предприятия. Можете не волноваться, никто не скажет, что новая индустриализация России проводится на деньги, отобранные у обездоленных африканцев. И господин Мобуту никогда не придет к вам требовать дивидендов.