Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)

Вернулась Олёна, поставила на стол кружки вверх дном и села на своё место. Андрей улыбнулся ей.

— А что за край Печера?

— Оюшки! — обрадовалась Олёна. — Края наши красивые. Леса всё да озёра. А Печера — это река наша заглавная, по ней и вест край зовётся, — и пустилась в длинный, наполненный названиями рассказ.

Андрей слушал, кивал, поддакивал, расспрашивал. Интересно же.

— А Озёричи, ты сказала, там что?

— Оюшки! А Озёричи… Ну, леса там глухие, болота немеряные, озёра бездонные, а люди, — она даже поёжилась, — набродные.

— Набродные? — удивился Андрей. Это как?

— Ну, набрели со всех столон. И не индеи, а совсем наособицу. Всякое про них рассказывают. И к себе никого не пускают, а сами-то… Ну… ну, не знаю я…

— И не надо, — отмахнулся Андрей. — Давай про печеру.

— У нас хорошо-о-о, — глубоко вздохнула Олёна. — Набродных нет, все тутошние, от веку. Индеев тоже, почитай, нету. Они на Равнине своей…

— Поползли они оттуда, как тараканы, — вдруг сказал сверху Муртазов.

А Фомич откликнулся:

— Таракан — он таракан и есть, хоть чёрный, хоть рыжий.

— Чёрные из Империи, рыжие с Равнины, — Муртазов зевнул, поползли в Россию, будто им тут мёдом намазано.

Он ещё раз зевнул и сел на полке, повозился и легко спрыгнул вниз. Чуть сощурив глаза, Андрей следил, как он обувается, надевает и застёгивает, звеня наградами, мундир.

— До Роменок пять минут осталось, — заглянула к ним в отсек проводница.

— Спасибо, мамаша. Держи, — он протянул ей трёхрублёвку. — За постель, за чай и внукам на конфты.

Проводница, почему-то нахмурившись на слова о внуках, кивнула, пряча деньги и вышла.

— Ну, — Муртазов надел шинель, фуражку и взял свой чемодан. — Всем счастливо.

Поезд остановился у дощатого перрона с небольшим в узорчатой резьбе домиком вокзала, постоял с минуту и снова тронулся. Фомич, кряхтя, повернулся на другой бок и захрапел.

— Ондрюша, — позвала Олёна, — ты чего?

— Ничего, — Андрей заставил себя улыбнуться максимально беззаботно.

— Ты… ты расскажи мне про Олобаму. А там как живут?

— Живут, хлеб жуют, — засмеялся Адрей. — Когда он есть, конечно. А так… я на мужской подёнке крутился, ну, дрова поколоть, забор поставить, замок починить. А летом мы с братом бычков нанялись пасти. К лендлорду.

— А этот… — у неё получилось: — ленлор. Это кто?

Андрей попытался объяснить, и наконец Олёна кивнула:

— Навроде помещика, значит.

— Да, наверное, — пожал плечами Андрей.

— Не обманул он вас? При расчёте-то?

— Нет, — мотнул голвой Андрей.

Либо спать, либоесть, либо вот так трепаться. А чего ещё в дороге делать? Конечно, о выпасе да перегоне ей неинтересно, а про Бифпит можно. Но рассказывал он, уже помня, что Фомич спит-храпит, а всё слышит. Так что, прежде чем слово выпустить, подумай, как его понять могут.

Слушала Олёна хорошо, и ахала, и смеялась, где надо. Так и проболтали до сумерек.

— Фомич, — позвала Олёна, — ужинать будешь?

— А чего жнет? — зевнул Фомич, слезая с полки.

По вагону опять звенела посуда и хрустела разворачиваемая бумага. Андрей сгрёб кружки и пошёл за чаем. Олёна стала готовить ужин.

Никто к ним ни на одной из остановок не подсел, и за столом получилось, ну, почти по-семейному.

Когда они вышли из Комитета, дед размашисто перекрестился.

— Слава тебе, Господи, Вседержатель и Заступник. Пошли, Тёма.

— Пошли, — кивнул Артём.

Они шли молча, не столько опасаясь говорить о деньгах на улице — мало ли кто подслушает, сколько ещё не веря в случившееся, остерегаясь даже мысленно назвать полученную сумму. На каждого и на семью. Безвозвратно и неподотчётно. Ну, последнее — это только на словах. Ясно же намекнули, почти впрямую сказали, что если по пустякам начнут бросаться деньгами, то… ну, всё ясно-понятно. А всё равно. С ума сойти! Им же за всю жизнь столько не заработать. Это ж… Артём даже не мог придумать, на что потратить такие деньжищи. Хотя… они же уже толковали не раз и не два. О корове, что корова нужна, а к корове нужен хороший хлев ставить, и что в доме тесно, нужна пристройка. А может… может, целый дом? Новый хороший дом.

Артём покосился на деда и промолчал. Не для улицы разговор. Дома сядут спокойно и обсудят. Но… но, значит, они, в самом деле, останутся здесь. Навсегда. С такими деньгами им бежать уже незачем. Они будут жить, как люди, не хуже, а, может, и лучше многих.

Когда они перешли пути, к ним подбежали Санька и Лилька. Встречали. Артём издали улыбнулся им, показывая, что всё в порядке, но его то ли не поняли, то ли терпёжка у мелюзги закончилась.

— Деда, Тёма, как?

— Деда-а, ну, что?

— Ну, чего сказали, Тёма?

— Дали чего?

— Дали, — кивнул Артём и подмигнул деду. — И догнали, и добавили.

Дед усмехнулся в бороду.

Так вчетвером они и дошли до дома, где во дворе к ним бросился зарёванный, что его не взяли, Ларька. Бабка встретила их даже не в сенях, на крыльце. И, только глянув, сразу погнала Ларьку и Саньку мыться, заворчала, что Тёмка, небось, так не жрамши и бегает с утра, захлопотала с обедом.

Деньги дед нёс за пазухой, и в толкотне в сенях и у рукомойника Артём незаметно забрал у деда пачку и шепнул:

— Я спрячу.

Дед ни возразить, ни отобрать деньги не успел. С такой решительной ловкостью действовал Артём. А, может, просто поверил ему. Потому что задержал на кухне малышню и бабку. Специально тайника Артём не делал, но пару мест — на всякий случай — ещё раньше приглядел. И, спрятав деньги, он вышел в кухню, как ни в чём не бывало.

Перекрестились и сели обедать. Бабка поставила на стол чугунок с щами и разлила по мискам. Ели теперь каждый из своей. Как в городе. Ели молча, серьёзно. И только когда в мисках показалось дно, дед наконец сказал:

— Обошлось всё.

— Ну, и слава богу, — бабка поставила на стол чугунок с кашей.

Понимая, что при малышне дед ни о чём серьёзном говорить не будет, она ни о чём таком и не спрашивала.

После каши был кисель. И бабка, закрутившись с чашками и чугунками, не доглядела, что Лилька вместо мытья посуды улепетнула на улицу вместе с Санькой, а Ларька увязался за ними. Бабка быстро свалила всё в лоханку у печи, вытерла стол тряпкой и села, выжидающе глядя на деда.

— Значит, так, — дед разгладил бороду. — Оформили нам всё. И деньга дали. Безвозвратная ссуда на обустройство. На всё теперь хватит, — и внушительно назвал общую сумму.

И остановился, давая бабке прочувствовать. Бабка охнула и перекрестилась.

— Господи, как же это…?!

— А вот так, — дед веско припечатал ладонью по столу. — Голоси поменьше.

— Ну да, а как же, — закивала бабка. — А чего ж делать будем?

— Дом, — внезапно сказал Артём.

— Дело, — кивнул дед. — Но без спешки.