Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)

— Ладно, — не стала спорить Женя. — Ты торт под окно поставь. И картошку.

— Да, хорошо.

Эркин собрал со стола посуду, свалил её в раковину и стал мыть. Женя помедлила у двери, глядя на него. Эркин быстро обернулся и улыбнулся ей.

— Иди, Женя. Я быстро.

Женя кивнула и ушла. Оставшись один, Эркин домыл и расставил на сушке посуду, убрал в шкафчик под окном кастрюлю с картошкой и коробку с тортом, протёр клеёнку на столе. Ополоснул и повесил тряпку, расправил нарядное кухонное полотенце. Его и ещё три таких же им подарили на новоселье. А для Тима Женя купила кухонную скатерть и десять салфеток. Всё правильно. Дарили им, дарят они. Всё правильно. Он ещё раз оглядел кухню, погасил свет и вышел.

Женя уже спала, но свет она оставила. И Эркин, раздеваясь, полюбовался и мебелью, и безмятежно спящей Женей. Он выключил свет и мягко нырнул под одеяло, лёг рядом с Женей. А что, перины нет, что ли? Упругая жёсткость нового матраса, прохлада простыни, мягкая тяжесть одеяла и тепло живого тела рядом. Он осторожно подвинулся к ней. Женя вздохнула, не открывая глаз, и положила руку ему на грудь.

— Спи, милый. Спи, мой хороший.

Эркин накрыл своей рукой её ладонь, прижал к себе. Глубоко вздохнул. Надо спать. Женя устала, ждала его, надо будет завтра сказать ей, пусть не ждёт, ложится спать, а то она не высыпается. Женя дышала ровно, и он очень осторожно погладил себя её рукой и медленно распустил мышцы. Всё, всё, не думай и не мечтай, надо спать. Сегодня год твоей свободы, год с того дня, когда ты сидел на заднем крыльце господского дома и смотрел на распахнутые ворота. И ты даже не знал, какой это день. Просто сидел и смотрел. И вот… Это его дом, его… жизнь. Рядом с ним лежит Женя, его… его жена, да, она — жена ему, а он — её муж, в соседней комнате спит их дочь. И всего год…

Мысли путались, сладко ныли натруженные и промятые в душе мышцы. Эркин вздохнул и улыбнулся, засыпая.

Празднование затянулось за полночь. Они сами не ожидали, что так получится. Что поздравить их придут и врачи, и из комендантского взвода и сёстры… Кто-то просто поздравлял и уходил, кто-то задерживался ненадолго, и было так хорошо, так необычно хорошо… Все они надели свои самые нарядные рубашки, многие щеголяли в джинсах и купленных в городе брюках, ни один в рабском не был. И на столах всего вдоволь, и бутербродов, и пирожных, и конфет… Вина, правда, оказалось в обрез. Чтобы угостить всех пришедших поздравить, сами по второму глотку не сделали. Но и без этого веселья хватало. Пели, танцевали, выталкивая друг друга из-за пианино.

Шум веселья далеко разносился по парку. Стоя за деревом, Чак тщетно пытался разобрать смутные — из-за задёрнутых штор — силуэты. Пог-ганцы! Ни его, ни Гэба позвать и не подумали. А ведь это и их день. И в складчину ихнюю он бы внёс и за себя, и за Гэба. Так ведь — нет, даже не обмолвились, сволочи, поганцы. День Свободы. Так беляков назвали и ублажают, а своих… Очередной взрыв хохота заставил его передёрнуть плечами и сплюнуть. Поганцами были, поганцами и остались, подстилки черномазые.

Он отступил назад и не спеша пошёл к своему корпусу. Завтра его выписывают. Утром позавтракает, переоденется уже окончательно, последняя беседа с доктором и всё. С тремя тысячами в кармане он не пропадёт. Первое время.

Под ногами чавкала холодная зимняя грязь. Надо будет ботинки отмыть. Чтоб уж не совсем вахлаком, дворовым работягой смотреться. Жалко, тех ботинок так и не вернули. И перчаток с поясом. Ладно, у Гэба тоже всё отобрали.

Впереди смутно мелькнул чей-то силуэт. Гэб, что ли? Чего это он шляется? Чак подпрыгнул, ухватился за низкий толстый сук, подтянулся, ещё раз, и ещё…

Услышав за спиной шум, Гэб сразу метнулся вбок за деревья и уже оттуда посигналил тихим свистом. Чак ответил и спрыгнул на землю.

— Ты чего это? — вышел на дорожку Гэб. — По ночам бегаешь.

— Размяться решил, — небрежно ответил Чак, вытирая ладони о штаны. — А ты чего не дрыхнешь?

— Не твоя печаль, — отмахнулся Гэб. — Говорят, уходишь завтра?

— Это кто говорит? — хмыкнул Чак и кивнул. — Ухожу. А ты?

— Через неделю, — Гэб насмешливо улыбнулся. — Деньги на меня ещё не пришли.

— А-а, — равнодушно ответил Чак.

Гэб помедлил.

— Надумал уже, куда подашься? — безразличным тоном спросил он И, так как Чак молчал, вынужденно пояснил: — Чтоб нам в одном городе не оказаться.

— В Колумбию вернусь, — не слишком охотно ответил Чак.

— Не боишься? — насмешливо спросил Гэб.

— Кого мне бояться? — как можно презрительнее ответил Чак и даже сплюнул.

— Ну, твоё дело, — пожал плечами Гэб. — Это тебе со своими… недобитыми встречаться.

Чак стиснул зубы так, что на щеках вздулись желваки.

— А тебе встречать некого? — тихо спросил он.

— По хозяйскому слову, — повёл плечами Гэб. — На мне вины нет.

— Мг, — кивнул Чак. — Это ты недобитку и объяснишь. А мне… я подранков не оставлял.

— Ну-ну, — хмыкнул Гэб и повторил: — Твоё дело.

— Моё, — кивнул Чак. — А ты куда?

— Пока не в Колумбию. А там посмотрю, — улыбнулся Гэб.

— Смотри, — согласился Чак и добавил: — Смотри, на дороге мне не попадись.

— А ты тоже поглядывай.

И до своего корпуса они шли рядом, но каждый сам по себе.

Когда вместе с другими сёстрами зашла поздравить их Люся, как-то так получилось, что стакан с вином ей дал Крис. Нет, он не собирался подходить, даже не думал о таком, а увидев, задохнулся и онемел. Но тут ему сунули в руку стакан, и он с Эдом, Майклом, ещё с кем-то из парней подошёл к гостьям и… и оказался напротив Люси. Отступать было уже невежливо, и он, как во сне, протянул ей стакан. И она взяла, и, как все, подняла, показывая всем, сказала, что поздравляет их с Днём Освобождения. Но смотрела она только на него — он же так и торчал перед ней, столб столбом — и улыбалась ему. Выпила за их свободу и ушла. А он… он только и сумел, что уже не выпускал из рук этот стакан. Её стакан. И пить старался так, чтобы его губы касались этого же места. Он бы весь остаток вечера так просидел, но его дёрнули за одним делом, за другим и… и он опять закрутился в общем водовороте. И пел со всеми. Они так разошлись, что даже «Лозу» спели. Впервые не таясь, в полный голос. Ничего не боясь и хвастаясь голосами.

Раздеваясь у себя в палате, Гэб прислушался. Но «Лозы» уже не слышно. То ли далеко, то ли заткнулись поганцы. Ну и… ну и чёрт с ними, накласть ему на них с присвистом и перехлёстом. Своих проблем полно. Завтра Чак уберётся. Уже хорошо. Место-то одно. Повезло, что этот чмырь Чака не увидел. Чак в тренажёрном лучше смотрится. И в стрельбе, и в рукопашном сильнее. Так что… повезло.

Гэб улыбнулся. Везёт редко. Надо уметь ухватить, как говорил Грин, ухватить Фортуну за косу. И вышло-то всё случайно…