Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

— Даже так? — сурово спросил Роман.

— Энде гут аллес гут, (или лучше дать немецкий текст: Ende gut — alles gut.) — ответил старинным присловьем Степан Медардович.

— И всё же, отец, — Захара покрутил ложечку. — Ведь думали… Лучше бы я поехал с тобой.

— И кто бы улаживал в ГАУ (нужна расшифровка: Главное Артиллерийское Управление?) и на заводе? Нет, Заря, я ни о чём не жалею, но за заботу спасибо.

Ярослав слушал внешне спокойно, и голос его был спокоен, но не безмятежен.

— Так что же случилось, дядя?

Степан Медардович кивнул.

— У меня был очень интересный попутчик. Познакомились в вокзальном ресторане. Милый провинциальный мальчик из приличной семьи.

Ярослав понимающе кивнул.

— Представляю. И что этот мальчик?

— Кое-что показалось мне несколько… противоречивым ещё в ресторане, но я не обратил на это внимания. А нам оказалось на один поезд и даже в один вагон, купе, правда, разные. Ну, ночь как обычно, а сегодня с утра началась игра.

— Тоже, как обычно, — вставила Елизавета Гермогеновна, стараясь немного разрядить обстановку.

— Совершенно верно, тётя, — кивнул Ярослав, оставаясь серьёзным.

— Да, Лизанька. Шесть человек. Этакий кондовый купчина, моряк-фронтовик, мелкий чиновник, молодой… — Степан Медардович на секунду запнулся, подбирая определение, — человек неопределённых занятий, я и этот мальчик. Играем в «двадцать одно».

— Кто предложил? — вежливо, но жёстко спросил Ярослав.

— Именно этот мальчик. Назвался он, кстати, ещё в ресторане Андреем. Ну, а в поездной игре представляться, ты знаешь, не принято.

— А что, Яр? — спросил Захар. — Узнал кого-то?

— Ещё не уверен. Продолжайте, дядя.

Степан Медардович кивнул.

— Благодарю. Ну, играю с переменным успехом. В проигрыше, но разумном. А купец разошёлся. Вожжа под хвост, и всё к этому полагающееся. К Воложину купец проигрался вчистую и сошёл. Мы остались впятером. И тут, — Степан Медардович с ухваткой опытного рассказчика обвёл взглядом слушателей. — Я никогда такого не видел. До этого момента я всё понимал. А дальше… и вот тут, Ярик, ты знаешь, меня… фольклором расейским не удивить, но этих слов не знаю, не встречал.

— А именно?

— Болдох зелёны ноги. Кого так называют, Ярик?

— Беглого каторжника, — по-прежнему очень спокойно ответил Ярослав. — Термин старинный, применяется редко и по очень серьёзным основаниям. И кто кого так назвал?

— Фронтовик Андрея. А тот ответил странным вопросом. Куму доклад готовишь?

— Правильно ответил, — кивнул Ярослав. — Как и положено. Кум — это начальник оперчасти в тюрьме и на каторге.

— Интересно, — протянул Роман. — И что, отец?

— Из участника меня сделали наблюдателем, и Андрей играл только с этими тремя. Забрал карты и не просто держал банк, а заставил их играть на своих условиях. Сам назначал им ставки и…

— Выигрывал? — не выдержал Роман.

— Не то слово. Пятнадцать конов и пятнадцать раз подряд у него двадцать одно, а у них то перебор, то недобор.

— И они не сопротивлялись? — спросил Ярослав.

— Стоило им хотя бы чуть-чуть слегка намекнуть на сопротивление, и он давил их… Даже нож показал. Прятал в рукаве, выпустил на ладонь и снова убрал, — Степан Медардович вдруг улыбнулся. — Ах, какой нож, Ярик. Рукоятка самая обычная, явно рабочая, но лезвие… заточка… полировка… Я еле удержался, чтобы не спросить о мастере. Привёл бы нашу коллекцию в порядок.

— Хорошо, что не спросили, дядя, — улыбнулся Ярослав. — Такая любознательность слишком дорого обходится.

— Да, этот… Андрей так и сказал, что один его знакомый покойник тоже много спрашивал.

Ярослав кивнул.

— Ещё о чём-нибудь говорили?

— Его спросили, не «мокрушник» ли он.

— И что ответил?

— Что его масть выше.

— Выше «мокрушника» только «мочила», — Ярослав отпил чая, оглядел сидящих за столом и продолжил академически спокойно: — «Мокрушник» убивает, но по делу, грабя, воруя или насилуя. Убийство не цель, а средство, или побочный продукт. «Мочила» — только убийца и, как правило, по заказу. На той стороне их откровенно и почти официально называют киллерами. Эти трое — шулеры или, на этом языке, «каталы». Что он их задавил и отобрал у них деньги, правильно. По воровской иерархии он несравнимо выше. Но как вы уцелели, дядя?

Степан Медардович кивнул и продолжил.

— Я сидел молча и смотрел. Если честно, любовался виртуозной работой. К Скопину он их обыграл вчистую, мелочь медную из карманов заставил выгрести и выгнал. А потом рассортировал все деньги. Отделил и забрал, что проиграл вначале, отделил и отдал мне мой проигрыш, а остальное поделил пополам и половину отдал мне, — Степан Медардович усмехнулся. — Компенсация за моральный ущерб. И немного просветил. Что эти трое шулеры, а колода с крапом… Кстати, колоду он мне отдал на память. Лизанька, у меня в пиджаке, в кармане.

— Я сейчас принесу, — встала Елизавета Гермогеновна и вышла.

Когда за ней закрылась дверь, Степан Медардович быстро спросил, понизив голос.

— Татуировка, точка на верхней губе под носом, что это за знак?

— У кого он был?

— У Молодого. Андрей называл его петушком. Когда, судя по тону, оскорблял.

— Это и есть оскорбление. Это название… пассивного гомосексуалиста. И точка на губе… оказывает любые услуги, в том числе и сексуальные.

— Понятно, — кивнул Степан Медардович.

Захар брезгливо поморщился, а Роман передёрнул плечами, но оба промолчали.

Вошла Елизавета Гермогеновна и положила на стол колоду.

— Вот.

Ярослав быстро, тасуя, просмотрел её и передал Захару и Роману.

— Профессионально сделано. У кого из трёх она была?

— Принёс проводник. Я его давно знаю, Арсений, и Андрей мне сказал, что проводник всегда заодно с шулерами и даже указывает им потенциальные жертвы.

— Так и сказал? — улыбнулся Ярослав.

— Нет, он сказал: в доле и даёт наводку. На это моих знаний хватило. И вот кстати, Ярик, ещё в ресторане, я говорил о странностях, скорее, несовпадениях. Сказал, что репатриант, угнали ребёнком, а говорит совершенно чисто, без малейшего акцента. Представился рабочим в цеху, а речь вполне интеллигентная, словарный запас опять же скорее студенческий. Столичного гонора, правда, нет, но для провинциального института вполне приемлемо. И одет. Во всём джинсовом. Рубашка и брюки, новенькие, от Страуса, знаешь эту фирму?

— Конечно, — кивнул Ярослав. — Да, для репатрианта не характерно. А ещё что интересного вы заметили?

Степан Медардович немного смущённо улыбнулся и кивнул.

— Меня поразили его превращения. Наивный провинциал, неопытный, растерянный, даже трогательный, и вдруг… волк, настоящий матёрый волк, даже улыбка оскалом, а потом опять, но не мальчик, а опытный поживший мужчина, и в голосе… покровительство, как у наставника. И мгновенность переходов. Что это было, Ярик?