Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 4 (СИ)

Приземистое серое здание без окон, дверь без таблички, на асфальтовом пятачке три машины: две легковушки и одна армейская, да, их называют «козликами», интересно почему, номера… ижорские. Ну, его это не касается.

Дежурный у входа кивнул в ответ на его приветствие.

— Здравствуй, в тир?

— Да, — кивнул Тим. — Там… свободно?

— Места есть, — ответил дежурный, делая пометку в своём журнале. — Сколько?

— Как обычно, пять обойм.

Патроны можно было бы купить и в городе, но Тим предпочитал покупать здесь: уж точно никаких разговоров не пойдёт. Пока что ни один, с кем он тренировался в тире или в зале, никому ничего не сказал. Если бы пошёл слух, он бы ужен знал. А что Дим нахвастал детворе о папкином оружии, то, кажется, дальше детворы это и не пошло.

Тир, как и положено, внизу, в подвале, и здесь несмотря на мощную вентиляцию пахнет порохом, оружейным маслом и металлом. Стоящий в дверях оружейки Иван Леднев, увидев Тима, улыбнулся. — Привет, сегодня со своим?

— Здравствуй, — ответно улыбнулся Тим. — Да, а то заскучает.

— Понятно. Пятый свободен. Тебе сразу подкрутку включить?

Тим вздохнул.

— Нет, одну серию для разгона, а то давно не работал.

— Хорошо.

Проходя к пятому отсеку мимо занятых, Тим вежливо отвернулся, разглядывая плакаты по технике безопасности на глухой стене. Мало ли кто мог приехать пострелять. Ещё в начале своих походов сюда он недоумевал: откуда в тихом полугороде-полупосёлке такое мощное внутри и неприметное снаружи сооружение, здесь милиции-то… меньше взвода со всем начальством и канцелярией. Потом сообразил: заводская охрана, завод-то не простой, так что это и для них, и вообще с запасом, как русские говорят, с заделом. Здесь и охрана, и милиция городская и окрестная, и ещё наезжают, судя по номерам, издалека. Но его это не касается. Здороваются с ним — он отвечает, представляются — называет себя, вопрос по делу — и ответ такой же, а сам он не болтает и вопросов не задаёт.

Ну вот, он привычно зарядил пистолет, надел наушники и встал на рубеже.

— Готов? — спросил в наушниках голос Ивана.

— Да.

Впереди вспыхнул свет, резко выделяя чёрные силуэты мишеней.

Раньше двадцатого августа в методкабинете делать нечего. Это Громовому Камню объяснили ещё на педсовете. И он старательно копил деньги на поездку. Поездом очень неудобно, придётся ночевать в Ижорске, а автобус намного дороже. Джинни на совместную поездку согласилась, так что… ладно, выберемся и прорвёмся, где пробежим, а где и проползём, это по обстрелу глядя. Пока что у него всё получалось, даже в кино сходили. Как раз новый фильм, зал битком и так вышло, что каждый сам за себя платил.

И самое главное — эта пятёрка. Встретились на улице раз, другой, переглянулись, перебросились приветствием. Сначала они приняли его за «асфальтового», но разъяснилось всё быстро. Они работали на заводе и стройке, грузчиками и разнорабочими, жили все вместе в бараке. А потом он пришёл к ним в гости…

…Длинное и от этого кажущееся ещё более длинным деревянное здание. Когда-то его покрасили голубой краской, но это было очень давно. На вытоптанной в пыль серой траве у дома валялись какие-то обрывки и обломки, и кто-то спал, так и не добравшись до своей койки. На крыльце сидел Маленький Филин. Как самый младший он встречал гостя. Увидев Громового Камня, он встал.

— Я тебя вижу.

— И я тебя вижу, — улыбнулся Громовой Камень.

По длинному полутёмному коридору сквозь запахи скисшей капусты, дешёвого табака и перегара они прошли в комнату, где жили заводские.

Три кровати, стол, табуретки, на стене планка с гвоздями вместо вешалки, кровати небрежно покрыты тёмными безузорными одеялами.

— Да будет крепким ваше жилище и удачной охота, — поздоровался Громовой камень, входя в комнату.

— Садись к нашему огню и поешь с нами, — ответили ему столь же ритуальной фразой.

Громовой Камень сел к столу, звякнув медалями. Да, он специально пришёл не в племенном, а в форме. Ему нечего ни стыдиться, ни стесняться. Его медали и нашивки не хуже вражеских скальпов и орлиных перьев с надсечками. За храбрость, за личное мужество, за боевые заслуги… и похоже, если не поняли, то догадались.

После недолгого ритуального молчания Громовой Камень выложил на стол пачку сигарет. Все взяли себе по сигарете, и пошёл неторопливый разговор. Ни об охоте, ни о погоде… ни одна стойбищная тема здесь неважна, и потому говорить о ней не нужно. А о чём тогда? О деньгах? Об этом они говорить не умели и не хотели. Но больше не о чем. Денег мало, тратятся они быстро и как-то… без толку. Вроде и пьют ни… не больше других, скажем так, а…

— Ты пьёшь? Ну, — и по-русски: — с получки?

Громовой Камень покачал головой.

— В праздник со всеми, а сам по себе нет, — и, помолчав, продолжил, поневоле вставляя русские слова: — На фронте перед боем давали, сто грамм на человека. Были такие, что не пили сразу, а копили, чтобы потом сразу много получилось, чтоб напиться. Но таких мало было.

— Ты сам пошёл? Ну, на русскую войну.

— Да, — голос Громового Камня стал жёстким. — Добровольцем. Я думал, что это и моя война.

— И сейчас? — Перо Орла, старший из заводских требовательно смотрит на него сквозь сигаретный дым. — И сейчас так думаешь?

— Да. Русские воевали с империей и за нас. Ты слышал о резервациях?

— Старики рассказывали, — кивнул Одинокий Волк. — И эти, приехавшие. Но… неужели это всё правда?

— А Мороз, — вдруг сказал Маленький Филин, молчавший до сих пор, как и положено младшему, — говорит, что резервация не самое плохое. Бывает ещё хуже.

— А ты больше верь «асфальтовому»! — обрушились на маленького Филина со всех сторон. — Ему-то откуда знать?! Он с Равнины ещё когда сбежал, совсем от племени отбился! Даже языка, видите ли, не знает! Под бледнолицего заделался!

— Язык он учит, — спокойно возразил Громовой Камень. — А насчёт резервации и худшего… может, он как раз и знает.

— Откуда? — насмешливо повторил Медвежонок.

Громовой Камень не говорил с Эркином о его прошлом, но на выпускном заметил, что у всех негров и мулатов были цветные татуировки-номера над правым запястьем. Что в Империи рабов клеймили как скот, рассказывали ещё в школе и в армии на политинформациях, так что… скорее всего Мороз был рабом, потому не знает языка, но знает о резервациях и рабстве. Но объяснять свои догадки громовой Камень не стал: если мороз об этом молчит, то нечего по-женски, нет, по-бабьи трепаться и сплетничать.

Разговор прервал стук в дверь.

— Эй! — крикнул из-за двери насмешливый женский голос. — Индеи, чайник свой спасайте! Он уже ж плавится на хрен!

Перо Орла грозно посмотрел на Маленького Филина, и тот мгновенно вылетел из комнаты, едва — судя по донёсшейся ругани — не сбив кого-то с ног в коридоре. Двукрылый поставил на стол чашки и выложил кулёк с крупным кусковым сахаром.