Михаил Королюк - Спасти СССР. Адаптация

«Как?!» - восклицало в ответ мое второе «я», - «ну как ЦРУ могло бы вычислить в анонимном отправителе единственного послания школьника, учащегося именно в этой школе?! Придумай, по каким признакам?!»

Осторожность морщила лоб и честно признавалась:

«Не знаю. И знать не хочу! Сиди, не отсвечивай, смотри в парту».

«Ага», - парировал я, - «очень естественное поведение. Оглянись».

Урок шел очень живо и уже незаметно для присутствующих перевалил за экватор. Мэри то сыпала именами неизвестных в Союзе американских литераторов, то вспоминала о детстве на пыльном ранчо. Наши в ответ наперебой рассказывали о летних поездках к морю, советских кинокомедиях и мультфильмах.

Я, расслабившись, тихо улыбался. Зря.

- Андрей, - вдруг включилась Эльвира, - а ты что весь урок молчишь? Давай, поговори немного.

Все уставились на меня.

- Кхе... - я стремительно перебрал в уме темы, уводящие от меня подальше. - Мэри, а что это у вас за вещица такая интересная? - и указал глазами на выглядывающую из-под манжеты фенечку, - это то, о чем я подумал?

- О! - Мэри неожиданно смутилась, - вы знаете, что это?

- Дети цветов?

- Знаете, - она с интересом посмотрела на меня, и я мысленно чертыхнулся.

- Что это? Что это? - прошелестело по рядам.

- Хиппи, - ответил я, с усмешкой спуская на рыжую лавину детского любопытства.

Ту чуть не смело вопросами.

- Ну, да... - призналась она и подняла руку вверх, показывая всем замусоленную полоску, - такие вещи дарятся на память близкими друзьями, теми, кто для нас действительно важен. Ее нельзя снимать, она должна сама сноситься. И, перетеревшись, потеряться. Эту я уже пятый год ношу.

- Я читал, что цвет имеет значение. Что у вас тут? - я наклонился вперед, рассматривая простенький узор.

Мэри чуть покраснела.

- Ну... Э... Оранжевый - это пацифизм. Мы выступали против войны во Вьетнаме.

Класс одобрительно зашумел.

- А что насчет желтого? - негромко уточнила Кузя.

- Желтый... - Мэри растерянно взглянула на фенечку. - Вот, кстати, не знаю, как перевести на русский «a little bit crazy»?

- Оторва... - негромко фыркнул в парту Сема, и Эльвира немедленно сожгла его взглядом.

Я решил вмешаться:

- Женщина с сумасшедшинкой.

- Су-ма-шед... - Мэри запнулась и вопросительно приподняла бровь, прося подсказки.

Я повторил по слогам, и со второй попытки она справилась.

- Да, - сказала Мэри и с легкой мечтательной улыбкой посмотрела на желто-оранжевую фенечку, - это была я.

Тот же день, вечер,

Ленинград, Измайловский пр.

Разнообразия ради, дверь в квартиру открыла Томка, причем сразу, как я позвонил. Ждала она под дверью, что ли?

Неяркий свет, изящная девичья фигурка в легком домашнем платье... Совершенный абрис мягкостью и незащищенностью своей парадоксальным образом навеял одновременно и греховные желания, и возвышенные мысли.

Я навострил ухо, оценивая обстановку. Кто-то тихо позвякивал посудой на кухне, за поворотом в гостиной о чем-то негромко спорили два мужских голоса. Никто не приближается.

Руки сами торопливо притянули Томку, и я чмокнул подставленный висок. На миг заколебался, раздираемый противоречивыми намерениями: соблазнительно было сосредоточиться на лакомой мочке, но не менее интересные перспективы открывал и неторопливый спуск по нежно белеющей шее.

За углом послышались, разбивая чаяния, быстрые шаги, и я отпрянул.

Это была будущая теща. Она с интересом посмотрела на нас, и в ее глазах мелькнуло веселое одобрение.

«Тени», - сообразил я, оценив расположение бра, и мысленно отвесил себе подзатыльник, - «тени на стене, балбес».

- Добрый вечер, Любовь Антоновна, - наклонил голову, пытаясь скрыть смущение, впрочем, незначительное.

- Здравствую, Андрюша, проходи. Ты не ужинал еще? - и она озабоченно обернулась в сторону гостиной, - что-то там мужчины совсем свои дела затянули.

Словно в ответ на ее слова из залы долетел сначала грохот падения какой-то мебели, звон бьющегося стекла, а затем голос дяди Вадима с отчетливым сарказмом громко подвел итог:

- Доцент...

Тома с мамой опрометью бросились на звуки погрома. Навстречу им под ноги лохматой кометой вылетел ошалевший Василий и заметался, словно ища политического убежища, а потом галопом унесся на кухню. Я неуверенно топтался на месте. Уместно ли будет мое появление в гостиной в момент конфуза или пусть разберутся сами? Паническое «кровь!» Томиного папы и испуганные восклицания женщин разрешили сомнения.

В комнате царил натуральный бедлам. Валялся на боку, распахнув дверцу, шкаф. Противно хрустели под ногами заляпанные темной кровью осколки зеркала. Вокруг дяди Вадима бестолково хлопотали Томины родители, побелевшая Томка вцепилась в косяк. Сам пострадавший стоял над кучей битого стекла и с невозмутимым видом собирал в приставленную к согнутому локтю ладошку кровь, обильно стекавшую по предплечью.

Я протолкался к эпицентру. Так, косая рубленная внешней поверхности предплечья, в нижней ее трети... Выхватил из кармана платок и, туго натягивая, обхватил рану. Кровь мгновенно пропитала ткань, но бежать вниз почти перестала.

- Еще платок и вафельное полотенце, - скомандовал, не оборачиваясь.

Первой, как ни странно, среагировала Тома. Пяток секунд, и затребованное было у меня в руках. Я натянул еще один платок поверх первого. Протер полотенцем Вадиму предплечье, собрал кровь из ладони.

- Держите, - передал ему концы платков, что пеленали рану. - Держите плотно и пошли в ванную. Вата и бинты есть? Перекись? - обернулся к Томиной маме.

Ее отчетливо колотило.

Я добавил:

- И корвалол на сахар. Есть у бабушки?

- Валокордин... - она дрожащими руками потрошила домашнюю аптечку. - У Вадика что, сердце?!

- Сердце у него, определенно, есть, - подтвердил я, - но валокордин - вам.

- Ничего особо страшного, - подвел я итог минут пять спустя. Сделал бинтом перегиб, намотал последние три тура вокруг запястья и закрепил потуже. - Можно до травмпункта доехать, наложить пару шовчиков. Косметических...

Дядя Вадим потянулся, усмехаясь:

- М-да, славно поработали. Баста на сегодня. Люба, давай, мечи пироги на стол. И, это, дай мне, что ли, какую-нибудь Колину майку, - взглянул мельком на толпящуюся у двери в ванную взбудораженную родню и определил, - пожалуй, по коньячку сейчас будет самое то.

Роль пирогов за ужином исполнял жареный хек с картофельным пюре. После двух торопливых стопариков взрослых ощутимо отпустило, только мама Люба время от времени тревожно косилась на повязку, но та оставалась девственно белой.

Разговор, ради которого я и был призван, случился уже ближе к чаю и был короток.

- Тебе, я слышал, сценарий для вашей агитбригады не понравился? - развернулся ко мне дядя Вадим.