Михаил Королюк - Спасти СССР. Инфильтрация

Я посмотрел на прикусившую уголок губы Тому и негромко сказал:

– Слезай, я помою, у тебя голова от высоты закружилась.

Секунд пять она непонимающе смотрела на меня, потом, наградив благодарным взглядом, кивнула и радостно соскочила на стол, а с него, опершись на мою руку, на пол. Под удивленные взгляды и перешептывания класса я залез на ее место.

Делов-то… Окно одно помыть, ха! Зачарованно понаблюдал, как несколько крупинок марганцовки, оставляя в воде густо окрашенные хвосты, опускаются, покачиваясь, на дно кастрюли. Взболтал ветошью порозовевшую воду и решительно прошелся по внешней стороне окна. Прополоскал тряпку – и еще раз. «Правду» в комок – и тщательно, до скрипа, протираю стекло. Немного мешают частички отваливающейся с рамы старой покраски, но боже, все бы мои проблемы были такой сложности…

Знать бы, как они будут снимать закладку… Пустят кого-нибудь из «сидящих под корягой», какого-нибудь малозаметного работника архива? Да нет, маловероятно, что сразу задействуют разведчика-агентуриста «глубокого прикрытия». Пойдет кто-то засвеченный. Значит, нужна такая слепая зона, в которую оперативник, не вызывав при этом подозрений, может зайти секунд на десять. Этого должно хватить для извлечения из тайника алюминиевого контейнера из-под диафильмов. Кажется, я такое место знаю…

– …чтоб на Леньку поменять! – доносится от соседнего оконного проема.

С неодобрением смотрю на Паштета, который распушает хвост перед Иркой. Из-за угла выворачивает Эриковна, и кружок слушателей распадается. Тома возвращается ко мне, Лейт бредет к Ясе. Ловлю Пашкин взгляд и молча стучу себя пальцем по лбу. Он в ответ беззаботно лыбится. Ну и кто из нас дурак? То ли я за давностью лет переоцениваю опасность, то ли он по молодости недооценивает.

– Воду менять? – звонко несется снизу.

Смотрю на Тому, и на лице против воли расцветает глупая улыбка – вот у нас и совместная хозяйственная деятельность завелась.

Четверг 21 апреля 1977 года, 9:55

Ленинград, улица Чернышевского

В этот раз, перед тем как войти, она осторожно постучала.

– Да, – раздалось из-за двери.

Босс сидел в излюбленной позе, забросив ноги на стол и выставив в сторону посетителя грязные подошвы. Синти грустно про себя вздохнула. Самое обидное, что он даже не играет в грубоватого ковбоя, он такой и есть – хамоватая умная сволочь. Не самый плохой тип начальника, если притерпеться.

– Завтра в восемнадцать.

– Что – завтра?

Синти взяла лист, нарисовала «мин тянь» и «ши ба» , и повторила:

– Завтра в восемнадцать.

Фреда выбросило из кресла в сторону шкафа, где он держал бар. Возбужденно плеснул себе неразбавленного.

– Будешь?

– Знаешь, кто пьет по утрам?

– Знаю. Большой босс и те, кому он милостиво разрешает. Будешь?

– Нет.

Синти начала пробивать нервная дрожь, и она зябко обхватила себя руками. Фред это моментально заметил, усы зашевелились в язвительной ухмылке:

– Не ссы. Если это подстава – со спокойной улыбкой отдашься кагэбэшникам и поедешь отсюда на полгода раньше. Но я не вижу для них никакого смысла разводить всю эту бодягу, чтобы спалить уже известного рядового оперативника, который к тому же скоро уедет и так. Прогуляешься, спокойно возьмешь и уйдешь. Но если это не подстава, то прогуляться надо по высшему классу. Давай зови Майкла и Рича, будем соображать.

Через час стали складываться контуры операции, а через четыре были тщательно, вплоть до количества шагов и условных жестов, пережеваны все детали и сценарии.

– Все, стоп. – Фред устало хлопнул ладонью по столу и, сладко потянувшись, выбрался из кресла. – Пошел к Колверу, надо поставить его в известность, что завтра он везет нас на балет.

Оперативники заржали. Генеральный консул США в Ленинграде Колвер Глайстин искренне ненавидит оперу и балет, но вынужден изображать самый неподдельный к ним интерес и регулярно посещать театр имени Кирова, выступая в качестве прикрытия.

Синти бросилась открывать форточку, от клубов сизого дыма в кабинете слезились глаза, остальные участники мозгового штурма высыпали в туалет. Минут через двадцать вернулся довольный Фред и, пробираясь на свое место, бросил:

– Дед припахан.

Плюхнулся в кресло и приказал:

– Последний прогон. Давай, Рич.

Высоченный Рич поелозил на стуле тощими ягодицами и начал, поблескивая крупными, на пол-лица, стеклами очков, дотошно излагать план операции. Синти слушала отвлеченно, чувствуя себя уже наполовину там, бегущей трусцой по насквозь просматриваемому парку под прицелом враждебных взглядов. От страха намокли подмышки, потом начало крутить живот. Мотнула головой, убирая съехавшие на глаза волосы, и попыталась расслабиться. Может, если перебояться сегодня, завтра будет уже не так страшно?

Пятница 22 апреля 1977 года, 15:05

Ленинград, Красноармейская улица

– Кто «за?» «Против?» – Антон бегло оглядел с трибуны актовый зал и уверенно продолжил: – Единогласно! Комсомольское собрание школы, посвященное сто седьмой годовщине со дня рождения Владимира Ильича Ленина, объявляю открытым. Предлагаю избрать почетный президиум в составе директора нашей школы Татьяны Анатольевны Яблочковой, инструктора Ленинского райкома КПСС товарища Куприянова Алексея Викторовича и… – Голос Антона поднялся и завибрировал от переполняющих его чувств. – Товарищи комсомольцы! У нас сегодня большое событие – к нам на собрание пришел старый большевик, человек, лично знавший Владимира Ильича, встречавшийся с ним еще до революции, – товарищ Михаил Натанович Зельдинский, прошу также избрать его почетным членом!.. Э-э-э… почетного президиума!

По актовому залу прокатилась волна перешептываний и смешков, все дружно повернули головы налево. Там в уголке рядом со ступеньками, ведущими на сцену, между Тыблоком и в меру упитанным инструктором райкома подремывал, чуть наклонившись вперед, щуплый дедок.

– Кто «за?» «Против?» Единогласно! Товарищи, прошу в президиум.

Тыблоко подхватила старичка под локоть и поволокла на сцену, к накрытому красной материей столу. Следом, активно жестикулируя и продолжая что-то жизнерадостно рассказывать спине директрисы, двинулся инструктор.

Я покосился на сидящую рядом Ясю, точнее, на маленькие допотопные часики на ее запястье. Бабушкины, наверное, ремешок вытерт… Три десять.

Вздохнул и нервно заломил пальцы, обдумывая, уложится ли собрание в час? И ведь не скажешь: «Товарищи комсомольцы и коммунисты, у меня сегодня неотложное дело на шесть часов назначено – сеанс связи с ЦРУ, пожалуйста, ограничьте регламент…» Как-то опрометчиво я время операции назначил, мог бы и сообразить заранее насчет неотвратимости комсомольского собрания в такой день.