Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Кто они, свои-то? — Ужас! Ибо каждый понимает:

— Я бы запомнил. И… и Фрай начал раздавать людям деньги.

— За что, родной? — спросил, как убогий, по своему обыкновению Котовский.

— На ставки, на ставки, бери пока дают, — рявкнул Фрай, прикрывая пачки бабла крышкой чемодана.

— Дайте мне фунтами.

— Зачем?

— Хочу, знаете ли, опосля вернуться на родину.

— Так ты оттуда? — спросил с испугом Фрай, ибо рассчитывал на Котовского в своих делах.

— Откуда? Вилли, не поднимая головы, кивнул на потолок.

— С потолка?

— Да с какого потолка, с Альфы, я имею в виду, и ее Центавры?

— Прощеньица просим, но мы с Пикадили.

— Из Ландона?! Из самого, али из Пригорода?

— Да, лушче из Пригорода. И знаете почему? Называйте меня просто:

— Граф Кентский.

— А не боишься, что будешь первым.

— Куды?

— Дак, расстреляем ко всем чертям — вот и всё.

— Нет.

— Почему?

— Дак, знаете, чай, наверное: сбехгу.

— Куда?

— Сказал же: в Ландон. Я оттуда. Фрай махнул рукой и выдал этому олуху царя небесного двадцать фунтов стерлингов.

— Больше нельзя.

— Да иди ты отсюда! — толкнула его Кали, и попросила Фрая:

— Тоже, дайте мне, пожалуйста.

— А вам какими? — спросил Фрай, вытирая пот со лба.

— Датскими э-э там что у нас? Кроны? Тогда кронами.

— Берете?

— А Шведские Тройки тоже там? — поинтересовалась леди. — Ну, чтобы и то, так сказать, и другое было вместе.

— Если вы будете вести такие переговоры с каждым Роллс Ройс нам никогда не достанется, — сказал Василий Иванович. Но сам на всякий случай запомнил, как надо вести дела-то.

— Ладно, ладно, ухожу, но мне дайте и на мужа, он генерал, иму, пажалста, двойную порцию, и этими, такими зелеными, как листья в утреннем майском саду.

— Дайте ей майскими жуками! — рявкнул недовольно Пархоменко. Но она ему только улыбнулась. Фантастика, а нас бы за такие слова обозвали грубым словом:

— Дурак.

Далее, оказывается, что с победителем уходят только те, кто на него ставил!

— А против — значит против. — Вот так-то ребята. Как говорится:

— Жаль, что мы не знали.

Кали никому не изменяла, но иногда забывала, с кем была намедни, а порой и вчера, хотя ей казалось:

— Нет, нет, она помнит, но! Но не хочет думать о плохом.

— Так разве плохо было? — спросил ее Василий Иванович.

— Прошу прощенья?

— Это я, ты чё, забыла?

— Если бы это был ты, я бы тебя вообще не запомнила. Впрочем, ладно, если ты так беспрецедентно набиваешься, возьми с собой еще Пархоменко.

— Ты меня не помнишь?

— Ты кто?

— Тебя сюда кто пропускал?

— Куда сюда?

— Я хговорю: тебя в Кремль я пропускал?

— У тебя… в том смысле, что ты стоишь во всех местах, я не поняла?

— Где и где? Прости, может это и так, как ты говоришь, а я просто забыл про свой левый канал.

— Ты сказал:

— У меня стоит не только здесь, но и в Кремле.

— Это слишком вольный перевод.

— Почему?

— Потому мы что находимся в Кремле. Или тебя при входе не стучали лбом о Царь Колокол?

— Правда? Я почему-то этого не помню. Нет, помню, конечно, но кажется забыла. Пархоменко — точно!

— Я не…

— Пожалуйста, не забывай, что я прошу тебя уже второй раз:

— Возьми с собой и его.

— Кого? Коллонтай остановилась, посмотрела влюбленными глазами на Чапаева, и спросила:

— Ты не Ротшильд?

— Нет.

— И не его брат?

— Нет.

— Почему?

— Потому что его брата мы расстреляли намедни, а сам успел сбежать в Америку, не без помощи нашего э-э Американца, — он кивнул на Амер-Нази за судейский столом.

— Я имею в виду со-о-овсем-м друго-о-е. А именно: если ты не Ротшильд, и более того, даже не его брат, то слушай, что я тебе говорю, и забудь о своих мыслях до ночи:

— Ибо вот тогда ты будешь думать, как дотянуть до утра. Кстати он тебе сколько дал?

— Пятьдесят.

— Давай их сюда.

— На.

— Это что?

— Японские йэны.

— В энах это слишком незначительная сумма, чтобы ты был в нашем деле.

— Хорошо, я сейчас попрошу у него еще.

— Не надо.

— Почему?

— Я тебе точно говорю: отдашь и эти. Оставь их у меня, возможно, удастся, поставить их, как фунты стерлингов, или как зеленые. Я знаю способ. Иди за Васькой.

— Я Васька-то.

— Ну-у, я думаю, не всегда надо называть себя одним и тем же именем, иначе долго не проживешь — грохнут.

— Хорошо, я позову Сашку.

— Зови тогда и Машку.

— Машку, — повторил Василий Иванович. — Чего-то я такого не помню. Ах, вспомнил, вспомнил — Кувырок. Щас-с! Хотя, как я ее позову, она уже на ринге, и кажется, заканчивается первый раунд. Кувырок провела Фекле Переднюю Подножку, и сказала:

— Оди тебя отвлекал?

— Ты сама видела, — ответила Фекла, и добавила: — Давай пэрэ.

— Перебросим, в смысле? И знаешь что? Нет.

Одиссей за судейским столом сказал, подергав Нази за рукав:

— Это из-за меня, надо пэрэ.

— Ты вот также и в Царицыне будешь говорить после расстрела конной атаки:

— А давай снова! — И понятно, получишь логичный ответ:

— Как? Коней уже нет, сам поскачешь в Пэрэ? — сказала Аги с другой стороны стола.

— Или вообще сядь под стол, — ухмыльнулся Амер-Нази и толкнул Аги под локоть.

— Ты чё, я пишу!

— Пэрэ.

— Да? Когда? В общем, считай, что пригласил меня на ночь.

— Только если в стоге сена.

— Где?

— Где-то на подступах к Царицыну.

— Ну, ОК, ОК, я на всё согласна. При условии, что бежать будем вместе.

— Куда?

— В Америку в естественный ход событий, и Фекла предложила перемирие, она спросила:

— Ты за кого, за Зеленых, аль за Белых, Альфовцев?

— А ты?

— Дак, естественно, я же ж из Центральной Альфы.

— Никакой Центральной Альфы не бывает. И знаешь почему?

— Почему?

— Не скажу, потому что я из Альфы Центавры.

— Ты?! Ты Кувырок, там такие звери не водятся.

— Да? А хочешь я тебя прямо сейчас здесь трахну?

— Давай. Щепка хотела перехватить Захват с куртки на ногу, но Фекла тут же отбросила ее в сторону. И тут как раз появился с небытия Лёва Задов, судья этого поединка, а в зеленом и белом углах встали секунданты.

— Бокс! — негромко рявкнул он.

— Так чё мы теперь будем, один раунд заниматься бойбой, а другой боксом? — спросила, нехотя поднимаясь Щепка, и добавила:

— Авось еще в футбол сыграем?

— Если бы была ограждающая сетка, то и в футбол сыграли бы, — сказал Фрай, который неожиданно для некоторых опять встал в позу секунданта.

— Ты опять замаскировался? — спросила его со своего места Кали.

— Кто, я? — Фрай показал пальцем, но не на себя, а на секунданта с другой стороны. И неожиданно если не для всех, то для многих, за спиной Феклы встал Дэн, муж, если верить ему, и жених, если верить Щепке.

Когда начали принимать ставки на бокс Кали решила поставить Васькины эны — как она выразилась — как фунты стерлингов, и решила в случае чего уговорить букмекера, принять их: