Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Ты чё вцепилась в меня, как колорадский жучара в сочный картофельный лист?

— Прости, я забыла, что мы из одной бригады, — ответила Ника, надеясь, что от недостатка кровосмешения — прошу прощения — кровоснабжения, конечно. — Я пришла-то зачем?

— Зачем?

— Проверить, достаточно ли плотно ведется огонь в этом направлении.

— Зачем проверять, если здесь я.

— Ты? А кто ты? Нет, честно, я не помню, после удушающего.

— В том смысле, что ты надеешься: это я не помню, что было.

— Почему?

— Душили кого?

— Кого?

— Меня!

— Да ты что?! Меня.

— Ерунда, меня.

— Почему же тогда я чувствую легкое головокружение? И странно, Василий тоже его почувствовал. Но не от Щепки и Ники Ович снизу башни, а из-за Пархоменко: он крутил руки то внутрь, то нарочно снаружи.

— А если не нарочно, то зачем? — логично подумал Василий. И выругался, что на вышке нет бинокля. — Тут подзорную трубу надо было устанавливать. Иначе можно легко перебить тех, кто вышел родом из крепости, ибо вот так сразу не скажешь, кто:

— Вышел родом из народа, а кто и прилетел с Альфы Центавра.

— Придурок, полный придурок, — покачал головой Василий Иванович.

Но он уже понял, что это Пархоменко, поэтому.

— Поэтому ясно, что он хочет что-то сказать, но что? — как говорится. — Непонятно.

— А его уже окружают, — проговорил пулеметчик для самого себя. — Следовательно. А! следовательно, он вызывает огонь на себя, — обрадовался своему открытию Василий. И для подтверждения этой идеи расстрелял два диска из Лэви Страуса, не разбирая где Альфа, а где ее, как говорится:

— Центавра. Тем не менее, конь продолжал скакать на башню. И что больше всего удивило Василия:

— Пархоменко был с ними в одной связке. Почти в одной, — поправил себя Василий Иванович, ибо Парик был не на лошади, а был привязан сзади лошади, и бежал, как простой пленник. Как это произошло он даже не заметил. Кто-то из них умеет бросать лассо — тут без вариантов.

— Тут нужна снайперская винтовка! — крикнул он, не глядя в низ, где дамы никак не могли разобраться, кто из них За, а кто Против. — Я грю, не смогу попасть в них ни из Льюиса, ни из Максима, где твоя снайперская винтовка?

— Подожди, я ему отвечу, — сказала Ника Ович, попавшаяся на Удержание.

— Если надо я лучше сама отвечу?

— Чем это лучше?

— Мне сверху удобнее. И вышло, как говорила Ника: пока Щепка разбиралась с Василием, что он там никак не поймет на переднем крае, Ника вырвалась, и сама уже взяла Щепку на Болевой.

— Щас я спущусь, мы разберемся с этой Никой враз и навсегда.

— Не надо, — ответила Щепка, — пока ты карабкаешься туда, а потом опять обратно, они уже возьмут наши укрепления. Ты понял?

— Нет.

— Иди в контратаку!

— Я?

— Что, есть какие-нибудь проблемы?

— Да.

— Какие?

— Я один, чё здесь непонятного?

— И что? Ты один обещался защищать меня на всю оставшуюся жизнь.

— Мне нужно письменное подтверждение вашего расположения, мэм.

— Ты помнишь, как мы трахались в такси?

— Нет.

— Тогда зачем мне что-то обещать тебе, если ты все равно ничего не помнишь?

— Или сама лезь сюда, или буду ждать их на башне, а там уж, будут решать те, кто не только выше нас, но и самой Альфы со всеми ее причандалами.

— Да плюнь ты на его разглагольствования, — сказала Ника.

— То есть как, почему? — удивилась Щепка.

— Во-первых, очевидно, что это не настоящая атака, а так только:

— Разведка боем. — Их мало.

— Во-вторых?

— Во-вторых? Пожалуйста, во-вторых: этот пулеметчик на вышке, Васька, зафрахтован уже, и более того, твоей подругой Кали.

— Какой еще Кали-Мали, — даже забыла все на свете Щепка.

— Коллонтай — революционерка в области банно-прачечного комплекса и других шведских троек.

— Да?

— Да.

— Давай тогда останемся здесь, и будем как люди жарить нет, не мясо, а только вкусную-вкусную рыбку. И значит, мы идем сейчас… мы идем сейчас?

— Куда? На рыбалку!

— Ниправильна-а!

— А! понял, понял. В универмаг.

— У нас уже есть универмаги?

— Я связалась с Махно, нашим представителем в Нидерландах, он завтра, а сегодня — уже сегодня привезет, а теперь уже, наверное, привез хорошей белой и красной рыбы.

— Ты знаешь, где его искать сейчас?

— Ну, он встал с утра пораньше, и пошел, кажется, на рыбалку, — Ника Ович даже почесала голову после такого разворота надвигающихся событий.

— Зачем?! — ахнула Щепка, — если он только что должен был вернуться, и более того, вернулся уже.

— Он любит…

— Что? Мэсных бычков?

— А…

— Б, — я уверена, что по совместительству с рыбной ловлей Махно является корректировщиком огня. Хотя вот так, если подумать, как Махно мог быть корректировщиком огня с берега реки? Только если предположить, что корректировать надо было огонь не Инопланетян, а наоборот:

— Трои. — Но тогда почему об этом не знала Щепка. А все просто, хотя для этого надо знать заранее, что Махно втайне хотел сам быть главным. И поэтому был только за самого себя, но об этом никто не мог догадаться, так как тет-а-тет он и сам не верил в такую реальность, а не верил он — не верил никто. Верил только в уединении. Но тет-а-тет с самим собой — третьего лишнего не бывает, не правда ли? Да, обычно, да, но не в этот раз. Вот, например, что такое стрелять метко? Это попадать с такого расстояния, с какого попасть нельзя. Как это делал Кожаный Чулок из Фенимора Купера? Возможно, даже Джеймс Бонд. И уж точно Клинт Иствуд и так тоже точно:

— Видел Платон, — можно сказать: За Забор. И это действительно возможно, если у вас, как у Пушкина, был, в том смысле, что есть:

— Свой Тет-а-Тет — Медиум. Медиум имеет информацию в Облаке, человек удержать такую информацию долго не может, и забывает так, как будто ее никогда и не было, и может вспомнить только случайно. Этой информацией человек управлять:

— Не может. Поэтому когда начинают изучать точный выстрел Кожаного Чулка, думают:

— Этого не может быть. — Да, не может, но только в логическом, доступном человеку пространстве. А о другом-то они ничего не знают.

Поэтому. Поэтому Махно, оказавшийся по воле судеб, а конкретно по назначению Амер-Нази, который, как заместитель Фрая лез не только в дела своего военного министерства, но и вообще, совал свой, так сказать, длинный нос, куда… куда не только можно, но даже нельзя. Отличия от Второго Тет-а-Тет, что он Первый, в данном случае Второй, спускается на Землю, и становится виден невооруженным глазом. И собственно, дело в том, что его легко можно принять за Ино, как будто и он только что спустился на грешную Землю с Альфы Центавра. Понятно? И, следовательно, на берегу был не Махно, а Махно М, иво, так сказать, родной Медиум. Впрочем, Медиумы — это не родственники, ибо.