Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Почему? — автоматически спросил Василий Иванович.

— Вы можете проиграть психической атаке Белых.

— П-почему, — даже заикнулся немного Карл. Может быть это был и не Карл, а Фридрих — Василий помнил только два Интернационала, Карла — Первый и Фридриха — Второй, кто создал третий — периодически забывал, хотя Вилли Фрай в баре уже два раза говорил ему:

— Третьего не будет, — в том смысле, что больше не будет повторять, кто на самом деле создал Третий Интернационал, а именно это означает:

— Без денег больше не налью. — Но всё равно немец.

— У Анки не хватит патронов продержаться, пока мы глушим кофе с перерывами на обед. Понятно?

— Нет.

— А чё здесь непонятного? Обед надо исключить. А если иметь в виду дело в мировом масштабе, в общем, так сказать, объеме, то:

— Кончил дело — гуляй смело. Что и означало:

— Открыл термос — обязательно выпей кофе, а не закрывай его опять, чтобы кого-то подстрелить.

И Махно один смог добежать до вышки, и полез по ней к Кукушке, как он называл снайпера.

— Ты вообще, что, угорел, что ли? — спросил Василий, когда увидел, что Махно уже залез к нему на вышку.

— А что?

— Я пью кофе.

— И там нет, что ли, второй чашки?

— Может мне еще два сервиза с собой возить?

— Почему два?

— Потому что я пью то чай, то кофе.

— Так он у тебя там не заварен, что ли?

— Конечно, там только кипяток.

— Легче носить с собой кипятильник.

— Куда его подключать, ты не знаешь?

— В броневике есть специальный штекер.

— Переходник в том смысле, что ли?

— Да.

— Не знал, спасибо за информацию, а кофе, я вот сейчас допью свою, своя, своё.

— Свой.

— Да брось ты, это уже устарело давно. Так говорят только аристократы и дегенараты.

Он передал кружку, предварительно ополоснув ее небольшим количеством кипятка, Махно, и когда тот налил себе в насыпанные Василием две ложки ароматного кофе дышащей паром водички, сделал один небольшой глоток, спросил:

— Так ты зачем сюда залез?

— Бе-бежал, бе-бежал, а потом понял: деваться некуда — надо лезть.

— Ты же, падла, был за нас, за Зеленых.

— Да? Да, впрочем, да, но, представляешь:

— Пэрэ.

— Передумал, по-нашему. Впрочем, это, конечно, шутка, я пришел сюда на спор, что смогу взять эту башню, в придачу с тобой.

— Охренеть можно. А где Щепка.

— Щепка? Кто это?

— Ты допил кофе?

— Нет.

— Все равно вали отсюда.

— Зачем? Я уже взял тебя в плен, это моя башня.

— А хо-хо не хо-хо.

— Хочешь драться? Бесполезно.

— Нет, я не хочу драться, думаю, как Человек Приличный ты сам без понуканий спустишься вниз, так сказать, на своих двоих. Махно ударил себя по голове:

— У меня нога болела, а я совсем об этом забыл! — ахнул он. Так может быть?

— Да, если забыть капитально.

— Я забыл.

— Вот теперь забудь, что ты был здесь.

— Не могу. И знаешь почему? Я бессмертный.

Василий Иванович провел Подхват, которому учила его Щепка, а именно:

— Чек после него никуда не летит, а падаем прямо Вам под ноги, но уже сильно ушибленным.

— Ладно, ладно! — Махно поднял руку в знак примирения, нет, не примирения, конечно, а просто вынужденного согласия с позицией Василия. Он начал спускаться вниз, а Аги в этом время побежала.

— Только хуже будет, — подумал Махно, и закричал, чтобы она лежала там, где лежала, но понял, что у этой дамы один сдвиг по фазе сменился на другой. Далее, почему Аги побежала на вышку?

Она подумала:

— Махно заманивает ее в ловушку, потому что он, почти очевидно, за них.

— Наверное, вспомнил, что она была его женой, и решил вспомнить, как они кувыркались в стоге сена, это сначала, а потом на ступеньках одиноко стоящего дома, а уж под утро на сеновале. А да:

— До этого еще в бане, — правда ее не включали. Ибо, если кто не знает — это долгая история. Надо было предвидеть заранее. Так сказать, с утра уже знать:

— Кто сегодня будет следующим. — У них долго был тот же самый, и та же самая. Теперь же, увидев, что Несессер не взял башню, она только надеялась, что решил не обижать ее, и взять:

— Вместе! — Но на всякий случай решила подстеречь его в его же окопе — почти такой же яме, как у нее, только ближе к Башне Васьки. Махно и сам думал, что так нельзя, так нельзя! Ибо:

— Можно запутаться и самому, за кого я. — И тут Аги поймала его на прыжке в окоп. Ничего особенного она не сделала, просто перевернула этого коварного изменщика с ног на голову. Но даже после этого никто не будет прыгать в свою хату головой вниз. Даже не будет каждый раз засовывать свою голову в нее сначала, чтобы проверить:

— Авось кто-то уже здеся? — А уж тем более, нельзя ждать прыжка с переворотом: сальто:

— Голова, ноги, голова, — имеется в виду: вверху. Она начала его душить его же курткой, а Махно с удивлением думал только об одном:

— Он мог это предвидеть. — Нет, никто не поверит, а он думал прыгнуть в яму головой вниз, с последующим переворотом, естественно, опять на ноги. И она поняла, что Нес хочет что-то сказать перед смертью.

— Ладно, амиго, последнее слово не больше трех слов.

— А могу предвидеть, — вдохнул и выдохнул Несессер. Он мог бы добавить слово:

— Почти, — но было ясно сказано:

— Не разрешаю.

Она предвидеть не могла, а могла только, естественно, гадать.

Поэтому дала ему вместо удушающего в лоб, чтобы окочурился на некоторое время, и закрыла глаза. Пальцы пошли навстречу друг другу, и…

— И не встретились. Аги задумалась, потому что забыла, что это должно означать.

— Любит — не любит? — Нет, нет, нет! Все давно забыто, и не могу даже вспомнить ничего хорошего. Всегда только сено да солома, и никогда на пружинном матрасе. Это не жизнь, даже не Малина. Ибо… ибо, ибо с такой впалой грудью, только на каторге сидеть. Тогда значит загадаем:

— За нас он или против? — И опять ее пальцы не сошлись. Теперь лучше всего спросить прямо:

— Или ты опять идешь на башню, и грохнешь Ваську, или задушу окончательно и бесповоротно, что между прочим, не одно и тоже.

— Можно я на тебя сяду?

— Можно я не тебя сяду, — повторил слова Буди Пархоменко в несколько измененном виде.

— В этом нет смысла. Ты один не пойдешь против уже поднимающийся цепей Дэна, принявшего командование после смерти Лавра.

— Меня поддержит Василий с пулеметной вышки.

— Без снайпера он ничего не сможет сделать.

— А где она?

— А я знаю? — сказал Беда, и вдруг почувствовал в себе не очень-то свойственную ему уверенность. Почему? Во-первых, он ее всегда чувствовал перед атакой, а во-вторых, это обычно приводило к разгромным поражениям, ну вот, а в-третьих, ясно, что это был не Эсти, который остался в лесу вместе с Варой, а его приспешник:

— Их бин Распутин, который не считал нужным развенчивать мечты Беды о своей исключительности, как полководца особенно, если дать ему незначительную на первый взгляд подсказку.