Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Белая Армия — Красный Барон-н, красная армия — белый трон-н.

— Мы не понимаем, о чем эта песня, — высказал свое мнение и Буди.

— Поймете после победы, — ответила Жена Париса.

— Нет, что больше всего меня удивляет, так это то, что даже мат в три хода поставить невозможно, только:

— Раз-два, а дальше тпру-у, приехали. — В том смысле, что аб-бсолют-тно-о ничего не понятно.

— У вас, лошадь разговаривает? — ахнула — хотя со стороны могло показаться: притворно — ЖП. — Но тут же добавила:

— Я пошутила.

— После таких шуток, я никуда не поеду, — мрачно ответил Буди.

— Да?

— Да.

— Тогда выходим из вагонов, разводим костер, и ждем гостей, которые только рады будут поджарить и съесть нас на этом костре.

— Слова местами переставили, — сказал Буди. — Надо было сначала долго-долго — часов пять — жарить, а потом также долго, как в Илиаде, есть.

— Ребята, — попросила защиты у Пархоменко и Вары ЖП, — что он ко мне пристал?

— Дак, естественно, влюбился, — сказал один.

— Трахнуться хочет, — ответил другой.

— Трахнуться? Никогда. Если бы еще насильно трахнуть, а так нет, никогда. Хотя может быть после победы? Ты как Буди, согласен трахнуться меня после победы?

— Вы меня обманете.

— Нет.

— Мне нужны гарантии.

— Что я ему могу дать? — не понимаю, — обратилась дама к Парику и Варику.

— Тут только один выход, — сказал Пар, — дать ему сейчас, авансом, как будто это происходит в будущем.

— Я не уверена победим ли мы.

— Вот и видно, что ваше обещание ничего не стоит.

— Ну, хорошо, где здесь кусты? Кустов нет, пойдем за тачанку.

Нет, в тачанке тоже люди, что делать?

— Пойдем в реку, — сказал Буди.

— Река далеко, тем более, если начнется бой — внизу нам не удержаться.

— Поплывем на тот берег.

— Как вы сказали? Это предательство, лучше умереть сражаясь, чем бежать.

— Плыть.

— Тем более, плыть, ибо: да разве туда поплывешь? — Жена Париса на глаз измерила расстояние до Того Берега. — Очень далеко. Это будет конец.

— Там качается еще на воде один десантный катер.

— Ты предлагаешь уйти под воду вместе с ним?

— Возможно, можно, как-то, вроде.

— Всё?

— Нет.

— Хорошо, я тебя поняла. Ты предлагаешь, скрыться на этом десантном катере на время, чтобы они подумали:

— Они в тачанке! — И погнались за ней. Тогда надо решить:

— Кто будет в тачанке, а кто на катере.

— Угадай с двух раз, — сказал Буди.

— Нет, нет, нет, с тобой, что ли? И вообще, мы с тобой в конце концов всё равно потонем, а их расстреляют, как террористов.

— Я предлагаю, сов-всем-м-м другой вариант, — сказал Буди. Он понял, что эта дама потенциально уже в его лапах, поэтому согласился одержать ради нее победу.

— Вам посвящается, — так и сказал он.

— Что? — прикинулась непонимающей Жена Париса.

— Победа.

— По-бе-да, — повторила она, и добавила: — На вкус она сладкая или горькая, ну, как что, например?

— Как поцелуй соленых губ, — подсказал Пархоменко, — я пробовал.

— Значит не горькая?

— Нет.

— Хорошо, хотя я люблю горькое, но только не горькую победу.

И бой начался. Авангард Деникина под командованием Амер-Нази нарвался на пулемет Вары.

— Откуда ведется огонь? — удивился Деникин, не видя перед собой стен Царицына.

— С катера, — влез Беня Крик.

— Не думаю, — ответил Амер-Нази, — скорее всего, с вот только что мелькнувшей сквозь туман тачанки.

— Где Царицын? — опять спросил Дэн. И сам же ответил: — Нас ввели в заблуждение, это не Царицын. — Это река, — он сказать не решился, можно было получить сильное сотрясение мозга. Дэн один или два раз уже его получал. Дело в том, что он имел контакт с вещами. Все их считали неодушевленными предметами, но он заметил, что это не так. И легче от этого не стало. Как-то его бывшая жена, кажется, это было еще до Кали, разрезала из-за ревности картину Пабло Пикассо Авиньонские Девицы, и он чуть не потерял сознание, и сердце так сильно болело, что он думал: всё, заболит и не перестанет. А это была только копия. В другой раз еще проще:

— Не могу почистить клавиатуру — или что у них есть еще там — газовой плиты, — сказал он ей, имея в виду, что ручки газа загрязнились в очень туго поворачиваются, — где-то что-то надо отворачивать. А она притащила из ванной все его инструменты, как-то:

— Пассатижи разного размера, отвертки и другие клещи, — как в кино, для пыток рабов, осмелившихся не выдать зачинщиков бунта на плантации сахарного тростника в Южной Америке, — и давай рвать эти гладкие податливые пластмассовые вертушки. Они — ни в какую. Как говорится:

— Нет и всё, не идут, а она продолжает и продолжает их рвать с остервенением только по одной причине:

— Ей сказали, что они должны сниматься сами, — в том смысле что безо всяких отворачиваний-приворачиваний. Он понял, что получил инфаркт и инсульт одновременно. Пусть и в более-менее микроформе. Сердце и голова болели больше недели. Даже намного больше. И знаешь почему?

— Я люблю мою новую газовую плиту. — К старой было страшно даже подходить:

— Только ее коснись, а вертушок на пружинке — прыг! — и валяется на полу, как будто Луи дэ Фюнес со своей вечной присказкой:

— Их бин больной! — Так-то бы понятно, плите лет сорок, не больной она быть уже не может, но когда это случится — неизвестно, поэтому каждый раз приходится думать:

— Опять сегодня, или надо ждать другого дня. — И вот это ожидание, эта неизвестность приводили Дэна в отчаяние, он даже боялся к ней подходить без предварительных раздумий. Но часто забывал это сделать, перся к ней так, как будто к себе домой — напрямую, и, как обычно:

— Получал по рогам, но. Но в микроформе. Так пошлет ее матом раза три-четыре, или иногда даже:

— Тридцать четыре, — а здесь НОВАЯ-Я! — Пытки над ней — это всё равно, что пытки над ним самим. И даже более того:

— Как будто вытаскивают негра из огня, чтобы быстро не горел, а потом опять его туда заталкивают. А предварительно ему отрезали пальцы, чтобы не полз вверх по веревке, на которой его сначала повесили, а только потом подожгли под ним костер.

— Сэр, если вы не можете вынести тяжести обмана, в том смысле, что поражения из-за своей ошибки, — вонзите в себя меч, как Цицерон, поняв, что его речи на некоторых не подействовали абсолютно, и они пришли его убить. — Сказал Мишка Япончик — он же:

— Беня Крик.

— Кто это? — вяло спросил Дэн, держась за сердце.

— А я знаю, — тоже взявшись за сердце, ответил Амер-Нази. И Дэн понял, что рядом нет близкого ему человека. Как говорится:

— Во попал. Как я только мог додуматься взять этого козла начальником личной охраны? По роже видно:

— Сам хочет быть генералом. — Из такого никогда не выйдет хороший помощник. Неужели этого нельзя было заметить раньше, обязательно надо было довести до поражения. Дэн тяжело вздохнул после этого тяжелого разговора со своим Медиумом. И хотя в первом приближении это была Кали, командующая гарнизоном Царицына, но по старой памяти всё еще принимала близко к сердцу его личные проблемы. И подсказала через Альфу Центавру, что: