Федор Вихрев - Веду бой! Смертный бой

— Вы! Скоты! — закричала она. — Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили — совесть продали? У нас мужья, — вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, — там, — взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, — остались, а вы здесь водку жрете?

Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря, — такая у него особенность организма, стакан выпьет — потом разит сутки.

— Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся, — попытался разрулить намечающийся скандал Володя.

— Делом? — выкрикнула «джинсовая», бросившись к кабине. — Вот ваше дело! — отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она, как кошка, прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.

— Мажоры херовы! — толпа начала заводиться. — И раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да …лядей в тачках трахаете? Где ваши …ляди? — А ну, бабы, давай тачки выворачивать, — она бросила кол на землю и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился, — за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни — за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел — да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову — схватиться за оружие — разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОНа — все, включая немцев, «носатых», «неносатых», всех наших — оказались на земле.

— А это что за твари? — продолжала разборку «джинсовая». — До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? — она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» — четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики — все воюют уже, мой-то — второй день — ни звонка, ни СМС, а вы тут… — голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.

Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния — и тут все испортил Ленчик.

— Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы — спецгруппа, диверсантов ловили!

— Диверсантов? Так это немцы, что ли? А-а-а-а! — заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все — женщины, мужчины, старики — все устремились за ней.

— Стоять! Стоять, стрелять буду! — Володя передернул затвор «АКМСУ» и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа нашла выход для своего гнева и страха. Вооруженная всем подряд — топориками, кольями, металлическими мисками, ложками — тем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда, — толпа сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, «привлеченные», мы с Андрюхой кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти, — не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль, — потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл — стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой — точнее, теперь уже двумя частями толпы — руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть так и продолжала работать руками, ногами — и все это под мат, ор и вой.

Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол «крупняка» в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из «МАЗа» выскочили студенты и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей, отхлынула — и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя «носатыми». Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать — они мертвы, окончательно и бесповоротно. М-да, вот и съездили за языками. Из ворот части высыпали вооруженные солдаты — увы, слишком поздно — похоже, что мы крупно облажались.

— Где эта курва? — сменивший рожок Володя передернул затвор. — Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?

Откуда-то из глубины толпы вытолкнули «джинсовую», уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.

— Вова, кончай, ничего уже не вернешь.

— Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.

— Ну, вывернешь, а дальше-то что? Не видишь — у нее крыша съехала, муж воюет…

— Да какое воюет? — возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. — Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой — это дочку ее Ольга зовут — быстрее нас уехала, сама же говорила — подальше от всего этого!

А вот это уже становилось интересным.

— Что скажете, Светлана?

— Они… они… — всхлип, — они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, — женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.

— Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, — распорядился Старый, указав на лежащую «джинсовую» и ее соседку. — Вы-то как, целы?

— Целы, — бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.

— И практически невредимы, — добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.

— Так, берем этих двух — и в часть, — то, что нам может рассказать «джинсовая», я уже знал — не знал только самого важного — где и как?

— А с нами что? — Ленчик, «привлеченные», Заза, которому, судя по резко опухшему «клюву», женщины сломали нос, уставились на нас.

— С вами? Тебя лично, чудака на букву «М», надо бы здесь и грохнуть, ну да хер с тобой пока — валите за нами, до КПП.

Оставив эту четверку под охраной двух студентов у въезда в часть, мы, волоча под руки «джинсовую», и ее соседка, мелко семенящая за нами, прошли внутрь обнесенной забором с колючкой территории. «Слоновый» опер розыска вел, высоко подняв ему закованные за спиной руки, пришедшего в себя последнего немца — того, который пересидел, а точнее — перележал — бойню своих товарищей в багажнике джипа. Изо рта немца так и торчали носки покойных «носатых».

Тема-то, конечно, была темой, но для того, чтобы нормально соображать, нам срочно требовались две вещи: поспать и поесть. Поэтому, собрав всю нашу команду, включая Старого и его студентов, мы абсолютно вне графика завалили в столовую. Завтрак нас, честно говоря, не порадовал — концентраты, хлеба — по дохлому кусочку на человека, о добавке можно было даже не заикаться. Даже чай, наливаемый из больших общих чайников, и тот был не очень — слабенький и практически без сахара. Раздатчик внес ясность: беженцы. Их надо было кормить — и пока неясно, как долго. Поэтому «нормы выдачи» были сильно урезаны. На какие-то исключения для себя мы претендовать не стали — совесть не позволила, однако разойдясь по своим «нумерам», заморили червячка еще раз — теми запасами, которые привезли с собой из Питера. А потом легли спать. И проспали целых пять часов. Проснулись от того, что Саня направил своего бойца, который честно молотил кулаком по всем закрытым дверям до тех пор, пока мат, доносившийся в ответ на стук, не стал внятным. Побрившись, помывшись в душе (слава богу, душ был в каждом номере — все-таки домик для «крючков» — это вам не куки-куяки и даже не шапка сомбреро) и сменив белье, мы так же невкусно и несытно пообедали, а потом собрались всем «офицерским составом» в одном из учебных классов — такие на станции тоже имелись. Забыл сказать, что Гриша — тот самый крупный опер УР — на завтрак не пришел, а появился только в тот момент, когда мы заканчивали поглощение второго. Его рука, которую он слегка зашиб о голову везучего немца (конечно, везучего — тела его подельников уже были «утилизированы» в топке имевшейся на базе котельной — заморачиваться с похоронами командир базы почему-то не захотел), была заботливо перевязана. Судя по всему, перелома так и не случилось. Но перевязывавшая его «сестричка» — прапорщик медслужбы, видно, не зря бросала на него плотоядные взгляды. Вид он имел усталый, я бы даже сказал — изможденный. Ну, оно понятно, «с вами разве уснешь», как говорилось в том анекдоте про «мальчика» и медсестру призывной комиссии. Однако, несмотря на «усталость в членах», уклониться от планерки Гриша не пожелал, хотя и опоздал на ее начало.