Александр Харников - Царьград (сборник)

– Разумеется, будут серьезные осложнения; они уже бросают свои тени в форме беспорядков социалистического характера то здесь, то там. В Америке, весьма вероятно, беспорядки эти не так велики или менее заметны, но в Европе… – во Франции и в Бельгии, например, эти беспорядки принимают грозный вид.

«Бедный Василий Васильевич, – подумал я. – К сожалению, вы даже не подозреваете о том, что самые большие беспорядки грянут в России».

– Кто победит в этой борьбе? – спросил генерал Скобелев.

– Михаил Дмитриевич, вы, наверное, помните слова Наполеона, утверждавшего, что победа всегда останется за «крупными батальонами». А это значит, что победят «уравнители». Число их будет очень велико; кто знает человеческую природу, тот поймет, что все, кому не придется терять много, в решительный момент присоединятся к тому, кому терять нечего. Вообще полагают, что опасность еще не неизбежна; но, насколько я в состоянии судить, близость опасности неодинакова в различных государствах. Франция, например. Это многострадальная страна, которая вечно производит опыты на самой себе, будь то в области социальных или научных вопросов, или в области политики, – ближе всех остальных к роковому перевороту; за ней следует Бельгия и другие государства. Весьма вероятно, что даже нынешнее поколение будет свидетелем чего-либо серьезного в этом отношении. Что же касается до грядущих поколений, то нет сомнения, что они будут присутствовать при полном переустройстве общественного порядка во всех государствах.

«Мда-с, – подумал я, – а ведь Верещагин, как его однофамилец из “Белого солнца пустыни”, и не подозревает, что плывет на баркасе под названием “Россия”, в трюме которого догорает фитиль, и вскоре все судно взлетит на воздух».

А тем временем Василий Васильевич продолжал вдохновенно вещать.

– Притязания социалистов, а в особенности анархистов, возбуждаемые ими беспорядки производят повсеместно огромную сенсацию на общество. Но едва эти беспорядки подавляются, как общество снова впадает в обычную безучастность, и никому и на мысль не придет, что факт частоты таких тяжелых симптомов, повторяющихся с таким постоянством, сам по себе есть признак нездорового состояния общества.

Дальновидные люди начинают понимать, что паллиативные меры не приведут ни к чему, что перемена правительств и правителей не окажет также ни малейшей пользы и что остается лишь ждать случайных движений в образе действий враждующих партий, в энергической решимости со стороны благоденствующих классов не делать уступок и в энергической решимости пролетариев мужественно и настойчиво идти к намеченной цели.

Богатым остается утешать себя только тем фактом, что «уравнители» не имели еще времени организовать свои силы для успешной борьбы с обществом. Это верно до известной степени. Но хотя дело подвигается медленно, «уравнители» все время заняты усовершенствованием своей организации; а с другой стороны, можем ли мы сказать, что общество достаточно хорошо организовано, чтобы не страшиться нападения.

– Так кто же все-таки эти признанные и официальные защитники общества? – спросил я у Верещагина.

– Армия и церковь, – ответил он. – Но, предположим, настанет день, когда священнослужители окончательно потеряют свое влияние на народ, когда солдаты опустят долу жерла своих пушек – где же общество найдет себе тогда оплот?

– Неужели у него не будет более никакой защиты? – с волнением в голове спросил генерал Скобелев.

– Разумеется, у него есть такая защита, и это не что иное, как таланты и их представители в науке, литературе, в искусстве и во всех его разветвлениях. Искусство должно и будет защищать общество. Влияние его малозаметно и не ощущается резко, но оно очень велико; можно даже сказать, что влияние его на умы, на сердца и на поступки народов громадно, непреодолимо, не имеет себе равного. Искусство должно и будет защищать общество тем с большей заботливостью и тем с большим рвением, что его служители знают, что «уравнители» не расположены отвести им то почетное и достойное положение, которое они занимают теперь, так как, по мнению «уравнителей», добрая пара сапог полезнее хорошей картины, статуи или хорошего романа. Люди эти открыто заявляют, что талант – роскошь, что талант – аристократическая привилегия, а потому талант следует сбросить с его пьедестала до общего уровня – принцип, которому мы никогда не подчинимся.

Не станем обманывать себя: появятся новые таланты, которые постепенно «приспособятся» к новым условиям, если только такие условия возьмут перевес, и, быть может, произведения их выиграют от этого; но мы никогда не признаем принципа всеобщего разрушения и переустройства, если такой принцип не представит за себя другого основания, кроме хорошо известного положения: «Уничтожим всё и расчистим почву; а что касается до переустройства… так ужо увидим впоследствии»…

Появившаяся в саду сестра милосердия, уже хорошо знакомая мне Мерседес, прервала наш затянувшийся разговор.

– Месье Верещагин, – крикнула она по-французски, – вам пора на перевязку.

Василий Васильевич с извинениями попрощался с нами, после чего заковылял вслед за Мерседес. А я всё смотрел ему вслед и думал, что очень жаль, что рассуждая о грядущих революциях и гражданских войнах где-то во Франции или Бельгии, умнейший Василий Васильевич мало обращает внимание на то, что творится в нашем Отечестве.

Что в России только треть новорожденных доживают до взрослого возраста, а больше половины крестьян регулярно голодают. Что машина выкупных платежей, запущенная нынешним императором, досуха выжимает деревню, а деньги, полученные с заложенных имений, помещики с легкостью необыкновенной прогуливают в Ницце и Баден-Бадене.

Именно поэтому Югороссия всегда будет только рядом с Россией, но не интегрируется в нее. Именно поэтому мы должны быть готовы к боям, как на внешних, так и на внутренних фронтах. Надо будет попозже отловить Василия Васильевича и провести с ним беседу на эту тему с глазу на глаз.

А мы с генералом Скобелевым еще долго сидели на лавочке, продолжая беседу, только на этот раз не на философско-политические темы, а на чисто прикладные. О том, как должны действовать массовые армии, об их комплектовании и обучении и о необходимости в новых условиях поголовной грамотности призываемых на военную службу крестьянских парней.

20 (8) июня 1877 года. Шотландия. Дворец Холируд на окраине Эдинбурга

Герцогиня Эдинбургская Мария Александровна

Сказать, что я была зла и расстроена – это значит ничего не сказать. Меня, дочь русского царя, супругу сына британской королевы, держат взаперти, словно лондонскую воровку, пойманную констеблем за руку во время кражи кошелька в Сити. И раньше свекровь, эта злая и сварливая старуха, недолюбливала меня, третировала, старалась уязвить и обидеть. А ведь я не нищая бродяжка, которую из милости пригрели в уважаемом семействе. Между прочим, папа, в качестве приданого единовременно подарил нам с Фредди сто тысяч фунтов! И ежегодно посылал нам пособие в двадцать тысяч фунтов. Но все равно королева смотрела на меня с презрением.