Владимир Чистяков - Попадают по-разному

Точно, перед входом обильные следы гари. С вплавленными кусочками дерева, и, наверное, тел. Бешенным огнём прошлись. Хорошо так.

Дальше копоти еще больше. И в пол вплавило уже вполне различимые куски тел и оружия. Сладковатый запах подгоревшего мяса. Посочувствовать можно тем, кто это растаскивал. Солдат с баграми и копьями с крючьями у входа много было.

Столбов, подпирающих крышу, куда больше, чем в наших постройках.

Дальше куча свежеотрубленных голов. Какие обгорелые. Поцелее, все сплошь с волосами и бородами ухоженными. Храаты да попы. Хорошо их наложили. К груде принюхиваются два пса. Кажется, мужа казначея.

Ещё какие-то ворота с золотой резьбой и какими-то изображениями. К воротам привязан конь Ярна и двух телохранителей. Перед ними – два саркофага красного камня. На крышке правого сидит Госпожа. Вокруг – все командиры колонн и отдельных частей. Я последняя.

– Что припозднилась?

– Завал разбирали.

– Потери?

– Никаких. По ним с тылу ударили. Всем головы отхватили.

– Мы это были, – командир четвёртой колонны.

– Чего не прихватила ничего?

– Там горелые всё большие. Да и не охота на пепелище копаться?

– Твои старый собор вон там запалили?

– Мои. Зажигательными по крышам.

– Хорошая коптильня получилась.

– Благодарю.

– Сколько осталось очагов обороны?

– Нисколько.

Смеющимися глазами обводит собравшихся.

– Так-так, красавчики! Осень не последняя, а первая получается. Потому и пришла так поздно. А вы ещё не все городские башни и усадьбы взяли!

– Но город-то пал! – замечает Ярн.

– Только первую крепостную звезду заслужила Осень. Списки отличившихся подашь казначею завтра. Сегодня – в дрова нажрёмся. Прямо здесь! Объяснять никому не надо, что это за место?

Смотрит вопросительно почему-то именно на меня.

– Я не придавала значения. Пригодное для обороны здание.

Почему-то все смеются.

– В двух словах, это центр их мира, – генерал-лазутчик говорит, чеканя каждое слово, – Самое сердце. Святая святых, как они выражались. И теперь всё! Святыни осквернены. Мир верующих в этого божка уничтожен.

– Это точно! Осквернили по-полной! Кровь в стенах пролили. Священников убили. Коней да псов в храм привели. Пару свиней ещё хорошо было бы. Могилы разграбили, мощи повыкидывали и сожжём скоро. Да я ещё тут сижу! Если кто не знает, этих саркофагов женщине, особенно, не рожавшей, вообще касаться запрещено. Так! Дина, Осень, присаживайтесь!

Снова ухмыляется.

– Для полноты картины осквернения. Жаль, в углу никто не наклал. Кстати, ты говорил, вроде, самые чтимые святыни в склепе хранятся? Туда ещё не лазили?

– Только проверили, не прячется ли там кто.

– И как?

– Вон те две головы сверху.

– Полезли! Где там вход?

– Туда только представители нескольких знатнейших родов храатства могли спускаться.

– Да? Ну, так это же мы теперь.

В склепе ничего необычного. Ниши в стенах, да саркофаги. На некоторых сосуды какие-то стоят. Два безголовых тела лежат. Один воином был, другого просто убили.

– Ты глянь, гроб золотой! Или позолоченный?

– Судя по тому, во сколько он обошёлся, золото.

– Отлично! Монет начеканим. Да и покойничек, небось, не в мешковине.

– Вон в том горшке его сердце набальзамированное. Это же величайший столп веры, чуть ли не наместник бога на земле.

– Стекло, кстати, нашей работы. А уж украшения… Интересно, у нас ювелир ученику за такую работу ухи бы надрал, или вовсе выгнал?

Резко взмахнув материнским шестопёром, сшибает сосуд на пол. Нагнувшись, высматривает среди осколков какой-то буроватый комок. С ухмылкой расплющивает его сапогом и растирает.

– Как в дерьмо наступила!

– Говорят, мощи нетленные там внутри лежат… Серебро, прям скажем, так себе. Зато, много… Для монет пойдёт?

– Низший сорт. Нужна очистка. Или оптом весь кусок сбыть ювелирам – сгодится для дешевых украшений да ученических поделок.

– Тесак сапёрный есть у кого?

Поддевает крышку. Двое солдат помогают спихнуть. Ну и грохот.

– Замотан, как заразный мертвец.

Надев маску, госпожа склоняется… Кажется, местные называют это хранилище для тухлых костей, ракой.

Подцепив кинжалом, вытаскивает усыпанную камнями свастику на массивной золотой цепи. Рэндэрдовское словечко прижилось, да и сам он эти знаки уничтожает везде, где может дотянуться. Динни говорила – надела поверх брони – генерал отобрал. Сказал "зайдёшь потом – дам любое нормальное украшение взамен". Линки хотела обидится, но генерал таким тоном выдал – не захочешь – поверишь: "Тебе ещё повезло, отец бы дал тебе по шее, а тётя могла и просто убить".

– Хм. Неплохое золотишко. Да и камушки не самое дерьмо. Прокипятить и посчитать.

Один из офицеров казначея забирает украшение. Замечаю, руки в перчатках.

– Что там ещё?

На пол летит расшитая золотом шапка. Потом Госпожа подцепляет кинжалом коричневый череп с белым лбом.

– Надо же! Стухло! А говорили, нетленное то, нетленное сё.

– Разрешите обратиться?

– Давай!

– Лоб почему белый?

– Обслюнявили. Сам же крышку ронял. Дырку там видел?

Кивок в ответ.

– Ну вот, через неё и прикладывались. Кто губами, кто местом больным.

Меня аж передёрнуло. Я тут с таким болячками уже людей навидалась. А они после друг друга этой мерзости касались.

– Кстати. Пленных с явными повреждениями лица собрать отдельно.

– Сложно это будет, – командир четвёртой колонны, – тут пока их от лишних вещей избавляли, многим повреждений по головам, особенно по губам да зубам, нанесли. Так что рожи теперь у многих весьма разноцветные. И не понять, что откуда.

– Тогда, иди и передай мой приказ всем колоннам – убить и сжечь всех пленных, да и просто жителей с явными признаками каких-либо заболеваний. Особо подчеркни – убивать только больных. Раненные ещё пригодятся. Да, ещё пошли кого-нибудь, над входом сюда три иконы установлены – пусть выломают и сожгут. Они же чудотворные, и самые обслюнявленные. А в городе и так заразы хватает.

Ещё раз на череп глянула. Швырнув на пол с хрустом давит сапогом. Ещё и растирает.

– Обычная протухшая кость. Вторую половину сбрасывайте.

Роется. Летят обрывки тканей и части скелета. Все кости в очень плохой сохранности. Некоторые слиплись с кусками одежды.

Проходится, намеренно давя крупные кости.

– Кто-то грозился Кэрдин живьём сжечь. Последний раз – уже с моей матерью вместе. Кому-то в ответ было обещано, что от него и праха не останется. Собрать эти отбросы и сжечь. Прямо здесь. На дрова – вон эти врата золочёные пойдут. У кого топоры есть? Приступайте. А я дальше смотреть пойду.

Содержимое следующей раки крошила шестопёром. В другую приказала насыпать пороха и поджечь. У массивной каменной еле сдвинули крышку. Злобно усмехаясь, велит всем отойти, кинув внутрь, гранату.