Вячеслав Сизов - Мы из Бреста. Ликвидация

Мой поезд уже стоял на погрузку, но проводник сразу предупредил, что с отправлением будет задержка. В сторону Москвы пропускали воинские эшелоны. Знать бы заранее, то можно было бы так не спешить, а то с девушкой не слишком хорошо получилось. Бросил и даже как следует не попрощался. Особых переживаний или угрызений совести по поводу случившегося у меня не было. Нормальные взрослые люди с нормальными желаниями и здоровыми инстинктами. Кто его знает, что дальше будет и как все сложится. Дожить бы до Победы, а там разберемся. Да и вообще не зря говорят, что война все спишет. В купе я был один. Отдав проводнику билет, я сел на полку и прислонился к стенке купе. Усталость и вялость накатили на меня, и я, несмотря на холод, уснул. Уже поздней ночью, с опозданием на несколько часов, холодный, покачивающийся и постукивающий на стыках рельсов купейный вагон повез меня из Тамбова в Москву, к новому этапу моей жизни…

«В течение 4 марта наши войска вели упорные боя с противником и на некоторых участках фронта заняли несколько населенных пунктов. За 3 марта сбито в воздушных боях 3 немецких самолета, огнем зенитной артиллерии – 1 самолет и уничтожено на аэродромах 14 самолетов противника. Всего за этот день уничтожено 18 немецких самолетов. Наши потери – 6 самолетов…»

Москва встретила колючим снегом, жутким морозом и усиленным патрулем на перроне. У всех приезжающих бойцы в белых полушубках и с красными повязками на рукавах проверяли документы. Не избежал этой участи и я. Пожилой лейтенант, проверив мои документы, с улыбкой вернул их и предупредил, чтобы далеко их не убирал. Патрули в городе частенько останавливают для проверки документов, и особенно за нарушение военной формы одежды.

Ехать в наркомат или в штаб дивизии было поздно, торчать на холодном вокзале и ждать рассвета тоже не фонтан. Поэтому я решил добраться до квартиры, тем более что троллейбусы пусть и редко, но по Садовому кольцу ходили. Ехать мне было недалеко, всего-то десяток остановок до Курского вокзала, а там или пару остановок на 28-м маршруте трамвая, или пешочком до улицы Карла Маркса (Старой Басманной), дом 20, можно минут за пятнадцать дойти. Надеюсь, что ключ от квартиры у домоуправа сохранился, а то мой остался у Татьяны.

Пока добирался до дома, продрог окончательно. Шинель почти не грела. Домоуправ был на месте, и ключ от квартиры нашелся у него в шкафчике. Отпускать меня просто так Иван Григорьевич не стал. Сначала напоил горячим чаем со смородиновым вареньем и сушками, а затем развлек разговором. Его единственный сын в июле ушел в ополчение и воевал где-то на Калининском фронте. Писем от него давно не было, и отец по этому поводу сильно переживал. Боялся, что его сына убили или покалечили. От переживаний Иван Григорьевич сильно похудел и пожелтел. Узнав, что я только из госпиталя, все свое нерастраченное отцовское тепло отдал мне. Расспросил о ранении, о лечении в госпитале. Я рассказал, поделился с ним частью пайка, полученного в госпитале, и Ириниными пирожками. Все равно все не съем, а так в дело пойдут, подкрепят хорошего человека.

Потом мы вместе поднялись ко мне на этаж и проверили сохранность замков и печатей на входной двери. В принципе, мне лично было без разницы, в порядке она или нет, целы ли печати и пломбы. Хотелось лишь зайти в квартиру, раздеться, залезть под одеяло и поспать в относительном тепле хотя бы еще пару часов, но порядок превыше всего. Да и хорошего человека обижать не хотелось, и так поднял с теплой постели. Пришлось потратить еще несколько минут на осмотр дверей и замка. Все было на месте в целости и сохранности, что я и заверил своей подписью в журнале у Ивана Григорьевича. Попрощавшись, он ушел, а я остался наедине с собой в пустой квартире. Телефон работал, и я смог дозвониться до коммутатора наркомата, а потом через него до базы батальона. Дежурным там стоял старший лейтенант Воронцов, получивший тяжелое ранение еще в декабре в ходе боев в Минске и отправленный в госпиталь за линию фронта. Узнав мой голос, Андрей очень обрадовался и быстро, словно боясь, что нас разъединят, заговорил, рассказывая батальонные новости. Пришлось его останавливать, предупредив, что скоро сам буду в расположении, тогда и поговорим, кроме того, я сообщил, где меня искать, и попросил прислать в мое распоряжение машину. Старлея я не обманывал. В любом случае, что бы ни приготовила мне судьба, мне нужно было появиться в батальоне хотя бы для того, чтобы забрать свои вещи и попрощаться с бойцами.

В квартире было тепло. Заклеенные старыми газетами щели окон и горячие батареи делали свое дело. Сняв верхнюю одежду, согрев на плите чайник и ожидая, когда наполнится горячей водой ванна, я, сидя на кухне, наслаждался теплом и игравшим на газовой плите огнем.

Выделенную мне наркомом квартиру я не любил, но не отказываться же от халявного жилья в центре столицы. Тем более что квартира была очень даже ничего. По указанию Берии мне из резерва наркомата выделили двухкомнатную квартиру в третьем подъезде на пятом этаже восьмиэтажного дома, построенного всего несколько лет назад. Официально квартира числилась двухкомнатной, но на самом деле оказалась куда больше, чем я рассчитывал, когда получал ордер в секретариате. Двухкомнатной она числилась и у домоуправа, которому я предъявил ордер, когда забирал ключи от квартиры. Тогда, в мое первое посещение квартиры, входные двери были опломбированы, а комнаты опечатаны сразу несколькими смазанными печатями.

Квартира действительно была двухкомнатной и состояла из спальни и кабинета. Длинный коридор делил квартиру на две равные части. Размеры комнат поражали. Из кабинета вполне можно было спокойно выделить еще одну комнату – библиотеку. Прихожая, балконы – малыш на трехколесном велосипеде может спокойно кататься. Потолки высокие, перекрытия деревянные. Кухня и столовая при ней тоже далеко не маленькие (особенно для тех, кто всю жизнь прожил в «хрущевке» или «брежневке»). Столовую спокойно можно было выделить в отдельную комнату размерами под метров двадцать. На кухне газовая плита. Санузел и ванна раздельные. Отопление централизованное. Полы паркетные, на них ковровые дорожки. Окна комнат с одной стороны выходили на улицу, вернее, в палисадник перед домом, с другой – в боковой дворик между домами. Все комнаты неплохо меблированы. Мебель, сделанная отличным мастером из красного дерева в стиле ампир, накрытая белыми парусиновыми чехлами, сохранилась в идеальном состоянии. В шкафу, что стоял в спальне, нашлось чистое постельное белье, а в том, что стоял на кухне, – столовые приборы и посуда. Удивительным было то, что, кроме обычных приборов, нашлись и парадные, сделанные из серебра, севрского фарфора и хрусталя.