Илья Бриз - Сбить на взлете

Я повернул к ней голову — во, платьице нацепила. Еле коленки прикрыты. Осмотрел всю ее, надо признать, весьма ладную фигурку, чуть задержав взгляд на широких бедрах и высокой груди, туго натянувшей ткань сарафана.

— Да так, — ответил отвернувшись. Потом сообразив, что некрасиво поступаю — ведь столько времени и труда младший техник-лейтенант потратила на занятия со мной — предложил: — Печеную картошку будешь?

— Можно, — тихо и как-то робко ответила Валентина. Сняла с плеч накинутую форменную тужурку, подстелила и устроилась рядом, обняв обеими руками ноги.

Скосив глаза, стал наблюдать, как на ее круглых коленях пляшут отблески пламени. Потом посмотрел на лицо о чем-то задумавшейся девушки. Профиль был совершенный, как на какой-то картине, когда мама в Ленинграде водила меня по Эрмитажу. Но затем взгляд, как будто цепью притянутый, сам вернулся к стройным ногам.

— Не пялься, — потребовала Ветлицкая, натянула на колени подол и прижала руками. Долго смотрела в огонь, а потом извиняющимся тоном сказала: — Мама сшила. Давно, еще перед поступлением в МГУ. Я из него выросла, но другого летнего ничего не осталось, — и после паузы еще раз добавила: — Память о маме.

Она замолчала и вновь уставилась в огонь. Не зная, что ответить, тоже стал наблюдать за костром. Пламенные саламандры по-прежнему танцевали, перепрыгивая с одного уголька на другой. А потом вдруг услышал тихий всхлип. Покосился на Валино лицо. Глаза блестели, и из самого уголка медленно скатывались по щеке одна за другой крупные слезы. Девушка моргала, но они все равно текли… Она снова всхлипнула и тоскливо протянула «Мама…»

— Валентина, ты чего? — растерянно спросил я. — Валя?

Она вдруг разревелась в голос, все время повторяя «Мама, мамочка». Не найдя ничего лучшего, придвинулся и прижал её к себе.

— Валя, Валенька, ее уже не вернешь. Валечка, ну успокойся, пожалуйста. Валя… Валюша…

Плакала, уткнувшись в мою грудь, а я обнимал девушку за плечи и чувствовал, как все ее тело содрогается от рыданий. Гладил по спине, по волосам, осторожно прикасаясь к удивительно гладкой коже на обнаженных плечиках. Затихла она не сразу, промочив мою гимнастерку насквозь и время от времени все-таки шепча «Мама, папа, братик Венечка». Интонация была такая тоскливая…

Сам не зная почему, стал сбивчиво рассказывать о своих родителях, выкладывая самое сокровенное и перескакивая с одного на другое. Как они мне обещали брата или сестричку, и как потом не поверил, просто не понял, что погибли под бомбами. И что дошло только на следующий день, когда перед уходом пробрался к закопанной местечковыми яме…

Пришел в себя, почувствовав на голове ласковые поглаживания девичьей ладошки. Валентина давно успокоилась. Чуть откинувшись, смотрела на меня, слушала, а в бездонных темных сейчас под вечерним небом серо-зеленых глазах танцевали огненные саламандры, отражаясь от яркого пламени костра.

Выпустил девушку, почему-то жалея исчезнувшего из моих ладоней ощущения ее бархатной кожи.

Потом, под покровом незаметно накрывшей нас ночной мглы, молча пекли картошку — углей уже давно хватало — ели, перекатывая на ладонях горячие клубни. Я иногда ловил на себе задумчивый взгляд Валентины и неожиданно догадался, что никакая она не гордячка — просто замкнулась в себе, не желая никому выдавать личное, самое затаенное, тяжелое горе.

Мы одновременно потянулись к развернутому пакетику с солью, стукнулись лбами, дернулись назад, и Валя, потирая над бровью грязными от подгоревшей картошки пальцами, заразительно засмеялась. Я тоже захохотал, глядя на тянущиеся черные полосы. Потом оттирал носовым платком ее лоб, девушка улыбалась, а мне вдруг очень захотелось больше никогда не видеть на ее лице слез, только такую красивую как сейчас, радостную улыбку.

Долго сидели, подкидывая дрова, смотрели в огонь, иногда переглядываясь и опять смеясь без всякого повода. Я исподволь любовался ею — платьице давно сползло, открыв не только круглые колени, но и стройные бедра до середины. Отсветы пламени плясали на гладкой коже, притягивая взгляд.

Валентина, подбросив в костер еще одну толстую ветку, потерла ладони, недовольно сморщилась, забавно поднимая уголками брови, сообщила, как будто оправдываясь, «грязные», поднялась и пошла к реке мыть руки. Из темноты берега крикнула:

— Вода теплющая, — вернулась, опять устроилась на своей тужурке и мечтательно протянула: — Сейчас искупаться бы…

— Кто ж тебе не дает? — удивился я, тоже вдруг почувствовав острое желание оказаться в речке. Стащил сапоги, откинул подальше «ароматные» портянки, потянул через голову гимнастерку. Снял и удивился — девушка по-прежнему сидела, обняв колени, и невидящим взглядом смотрела в огонь.

— Ты чего? Расхотелось?

— Нет, — помотала головой из стороны в сторону, взметнув свои белокурые волосы, — у меня купальника с собой нет. А идти потом в мокром белье… — передернулась, как будто за шиворот ледышка попала, завистливо посмотрела на полураздетого меня и вдруг, решительно поднимаясь, приказала: — Отвернись! И не вздумай подглядывать!

Распоряжение выполнил сразу, почему-то представляя, как она разоблачается и выглядит без всего — стройные ножки, высокая грудь… Пришел в себя, услышав быстрые удаляющиеся шлепки босых ног и крик «можно», повернулся, увидел краешек белых трусиков под аккуратно сложенным сарафаном и, содрав с себя оставшуюся одежду, побежал к речке вслед за девушкой.

Сделав несколько шагов по мелководью, рыбой ушел на глубину. Выплыл, нашел взглядом ее голову, отливающую серебром под светом полной луны, и саженками рванул к цели. Подплыл ближе, а Валентина, услышав плески, повернулась, погрозила пальцем «Не приближайся» и вдруг со смехом начала брызгаться. Не послушав — все равно в воде под ночным небом ничего не видно, одни контуры — подплыл ближе и ответил тем же. «Ах, так!», она нырнула, и вдруг почувствовал, как меня за ногу тянет ко дну. Вывернулся, нашел ее голову и сам несильно толкнул вниз. Всплыл, огляделся, начал уже беспокоиться, но тут же обнаружил появившуюся в паре метров барахтающуюся девушку. Рванул к ней, подхватил за локоть, потянул вверх.

— Дурак! Утопить же мог, — отплевываясь от воды, недовольно крикнула Валентина.

— Ты же первая начала, — отговорился и потянул к берегу.

Вцепившись в мою ладонь, сама начала подгребать свободной рукой и работать ногами. Ощутив дно, отпустила, встала, показав над поверхностью верх покатых плеч, откинула тяжелое серебро волос за спину и стала обеими ладошками оттирать воду с глаз.

— Колька, ненормальный. Я же не очень-то хорошо плаваю.

— Ну, прости, — виновато опустил голову, — не хотел. Думал, ты играешь.