Михаил Маришин - Звоночек 3

— Больше надеюсь, что мои воздушные суда будут безопасно летать, — отшутился конструктор.

— Разумеется, Роберт Людвигович, но всё равно восхищаюсь вашей предусмотрительностью. А если заглянуть несколько дальше и пересмотреть пропорцию площадей консолей и центроплана, то вырисовывается аппарат, использующий для полёта именно динамическую воздушную подушку, экономя при этом мощность мотора. Конечно, над ровной поверхностью. Например, над морем. В сочетании с дальноходными торпедами можно получить любопытный результат. Этакий компромисс между торпедоносцем и торпедным катером. В свете испанских событий это актуально. Советую наладить контакт с наркомом ВМФ флагманом первого ранга Кожановым. Со своей стороны обещаю всяческую поддержку.

— Весьма благодарен, но должен заметить, что мы уже знакомы. Я, знаете ли, комбриг, — от души улыбнулся аристократ в шляпе и длинном чёрном пальто. — Служил под его командованием в авиаминоносной эскадрилье на Черноморском флоте. Экранный эффект… хоть и сулит некоторый выигрыш, но ещё далеко не полностью исследован. Полёт на очень малой высоте опасен весьма. Но обещаю подумать над вашими словами. И, знаете, простите за откровенность, но мне кажется, что мы с вами чем-то похожи.

— Для меня это большая честь, товарищ комбриг, — ответил я на полном серьёзе.

На этом мы расстались, занявшись каждый своим делом. Решая проблему "7 ноября", я обнаружил, что самолёты и способы засеивания цементом облаков — не самое главное. Куда важнее навигация в условиях тяжёлой облачности и гидрометеоразведка. Поэтому, поднявшись в небо раз, другой, третий, я с лёгкой душой оставил "тактику" лётчикам, которые с юношеским задором совместными усилиями успешно решали задачу. Сам же занялся выбиванием в наркомате ВМФ, поскольку нигде ещё таких приборов не было, кроме как в ведомстве Кожанова, новейших радиополукомпасов образца 1936 года и развёртыванием, опять за счёт моряков, сети радиомаяков, обеспечивающей широкое навигационное поле вокруг Москвы, уделив особое внимание западному и северному направлениям. Кроме того, чтобы не складывать все яйца в одну корзину, за две недели организовал сеть оптической навигации, использовав людские и материальные ресурсы НКВД и НКО. Посаженные в контрольных точках салютные команды с радиостанциями, по запросу экипажей ТБ-3, запускали в небо серии сигнальных ракет (которые также пришлось спешно изобретать, но не мне, а артиллеристам, специалистам по пиротехнике), которые, разрываясь на разных высотах яркими вспышками, давали возможность довольно точно привязаться к местности даже при сплошной низкой облачности.

Но гордостью моей стал настоящий штаб, организованный почти по всем правилам военной науки, с оперативным, разведывательным отделами, но, конечно без организационно-мобилизационного. В этот командный центр стекалась вся информация по погоде от гражданской метеослужбы, ВВС КА, даже корабли ВМФ и гражданские суда присылали регулярные сводки. Охватывалась территория от западных границ СССР и до Урала, правда, северо-восток, по причине малочисленности "источников" всегда вызывал беспокойство, акватория Чёрного, восточной части Средиземного, Северного, Балтийского, Баренцева и Белого морей. Информацию обрабатывали лучшие советские метеорологи, оперативный отдел, на основе опыта проведённых тренировок, выдавал необходимый наряд сил, место, время и способ их применения, так, что мне оставалось только не промедлить и дать команду, которую немедленно готовы были выполнить чуть меньше четырёх десятков бомбовозов.

Работа была проделана огромная, привлечено к ней множество людей, поэтому, установившуюся естественным образом в День Октябрьской Революции ясную, солнечную погоду я принял со смешанными чувствами. Вроде, всё хорошо, обещания я своего не нарушил, работу проделал, создал команду, добился конкретных результатов, но в решающий момент это всё просто не пригодилось. В душе, мне, да и всем тем, кто участвовал в этой затее, хотелось чтобы 7-го ноября солнце светило именно благодаря нашим усилиям. Но, увы. Осталось только утешать себя, что, во-первых, не накажут, во-вторых, убытки покрыть не потребуют, а в-третьих, остались невостребованными шесть вагонов цемента, который можно было использовать с толком на благо капитального строительства "островного гнезда". В 14.00, дождавшись не только окончания парада, но и праздничной демонстрации, я приказал передать по нашим радиоканалам: "Над Москвой чистое небо. Поздравляю с праздником Великой Октябрьской Социалистической Революции. Любимов". После чего, поблагодарил всех за проделанную работу и распустил по домам. Люди полностью заслужили своё право на отдых в этот праздничный день. А вот от своего командования я впоследствии выслушал достаточно суровое внушение за выход в эфир с радиограммой двусмысленного содержания, о котором я сам и понятия не имел 7-го числа, послужившей почвой для инсинуаций в западной прессе.

Несмотря на загруженность в октябре "метеорологическим" вопросом, я, по возможности, старался не упускать и основную работу, для чего пришлось, вопреки установившемуся ранее порядку, перенести все совещания и планёрки на вечернее время, продлив сверх всякой нормы рабочий день и себе, и подчинённым. Ворчала Полина, но в меру, поскольку официально оформилась ко мне вольнонаёмным сотрудником и фактически стала моим "заместителем по химии", перетащив с собой из под крыла Исидора Любимова лабораторию искусственного волокна, уже начавшую раздражать дядюшку отсутствием конкретных результатов по воспроизведению "моих" образцов. Шагнув из лаборантов в начальники, супруга, вопреки моим законным опасениям, умудрилась не растерять кадровый состав, а это уже не малого стоило, в том числе, и времени. Дошло до того, что с женой я встречался перед сном, а с утра, по пути на Центральный аэродром, только завозил её на работу. Дети почти всё время проводили у Миловых и даже пару раз оставались там ночевать.

Но были в этой круговерти и приятные известия. Узнавал я их, прежде всего, по линии наркомата ВМФ, поддерживая с Кожановым постоянный контакт. Во-первых, мне вернули "Тур", в котором, вопреки моим опасениям, бериевских "закладок" не оказалось. Зато теперь я уж точно не мог поручиться, что побывав в руках "акустиков" Кожанова, машина была чиста. С Ивана Кузьмича станется. Зато уже к концу первой недели октября стало понятно, что мои усилия по испанской теме, не пропали впустую. СССР действительно готовился выйти из пакта о нейтралитете и подписать с республиканцами межгосударственный договор о военном сотрудничестве. Впрочем, это никак не мешало уже сейчас отправлять на Пиренеи партии оружия иностранного производства, в основном, наследие Гражданской и Мировой войн, винтовки Мосина, выпуска до 30-го года, да миномёты без маркировки, которые нельзя было напрямую связать с СССР. Удержаться и не влезть в этот процесс со своими инициативами я просто не мог. Как следствие, через Францию (для того, чтобы не было сомнений в мирном назначении аэропланов) в Испанию уже в середине октября была поставлена партия гражданских учебных самолётов У-2 последнего выпуска, отличавшаяся форсированными 175-сильными движками и некоторыми деталями, которые были тайно отправлены напрямую. Вместе с самолётами, легально, туда же выехала и группа инструкторов, которые должны были обучать республиканских лётчиков. Идея "наверху" понравилась, нарком ВМФ заработал плюсик к своей репутации, что, правда, никак не отразилось на его уступчивости в отношении кораблей. Любой флотоводец всегда нервно относится к сокращению, пусть временному, состава своего флота, а я хотел лишить черноморцев разом всех трёх наличных крейсеров!