Виктор Каменев - Шут (СИ)

Сергей Сергеич положил свой «дипломат» на колени, порылся в нём, достал пачку фотографий, разложил их веером и выбрал одну.

— Она?

С карточки на меня смотрела Дора, щёлкнутая фотографом Совета где-то на улице. Она выглядела довольной и безмятежно улыбалась, словно ей никогда не приходилось быть секретаршей у Турди и терпеть его выходки.

Я потянулся за фотографией, но Сергей Сергеич отвёл руку в сторону.

— Э, мой друг, да ты, кажется, влюбился.

— Не вашего ума дело! — возмутился я. — Дайте сюда!

И силком вырвал у него фотографию.

— Юра, но ведь ты с ней никогда больше не встретишься.

— И что теперь?

— Ладно, забирай, — ответил Сергей Сергеич, пожимая плечами.

Мы помолчали, слушая собачий лай, разливающийся по селу.

— Да! — вскинулся Сергей Сергеич. — Совсем забыл. С твоей работы звонили в институт, требовали, чтобы ты немедленно явился.

— Когда?

— Позавчера.

Я тихо выругался. Получается, отпуск мне не продлили. Два дня я должен был быть на работе, а не был, так что теперь она у меня накрылась. И, несмотря на гонорар, полученный от Совета, мне стало вдруг жаль своего рабочего места, хоть и приносившего не доход, а сплошную головную боль.

А Нина с Петровичем обо всём этом даже не обмолвились.

— Да ты чего нос повесил? — заговорил Сергей Сергеич. — Я туда Турди отправил.

Только что прикуренная сигарета выпала у меня изо рта.

— Турди?

— Ну не тебя же было дёргать.

— И он поехал?

— А у него разве был выбор? Вся водка, которую он здесь выпил, прошла через мои руки. Так что он добросовестно мотался на электричке туда и обратно.

— Думаю, получится ещё хуже, — заметил я. — Характерец у него… А с моим начальством…

— Не знаю. Мы у него спрашивали, как там дела, но он молчал и только улыбался загадочно.

Я махнул рукой и принялся разглядывать при Луне фотографию Доры. Как бы мне найти здесь её ипостась?

— Ладно, идём в дом, — сказал Сергей Сергеич, ожесточённо хлопнув себя по щеке. — А то комары задолбали. Ты мне всё и расскажешь толком.

— Уже поздно, а рассказывать долго. Кстати, Сергей Сергеич, дайте мне три конверта. Я хочу сделать подарочки от Совета вам, Нине Ивановне и Петровичу.

— Дам два. Мне от тебя ничего не надо, особенно после того, что ты тут ляпнул, не подумавши. И рассказывай, рассказывай, у меня завтра занятий нет.

— Так то у вас. А мне на работу надо.

— Ничего, потом отоспишься. Будет у тебя время.

В ту ночь Сергей Сергеич так и не дал мне поспать. Я вынужден был рассказывать ему о пребывании в другом мире чуть ли не по минутам. Он, в свою очередь, поведал мне о том, что координаторы обещали его проведывать и привлекать к работе.

Затем я сказал, что могу теперь запросто купить диплом нашего института. Сергей Сергеич, относившийся к учению трепетно, рассердился и прогнал меня.

Ложиться спать уже не имело смысла. Я сходил на кухню, разложил по трём конвертам немного денег и оставил их на столе, затем поел, вернулся в дом, разбудил Сергея Сергеича, попрощался с ним и сказал, что заеду при случае. Тот что-то невнятно промычал и снова заснул.

На работу я успел и даже прибыл немного раньше. Люди стояли у входа, курили, обсуждали подробности прошедшего вчера тура футбольного чемпионата. Как назло, не было никого из нашего отдела; я не мог ни у кого спросить, чего там натворил Турди за эти два дня. Но от меня не укрылся тот факт, что поглядывали в мою сторону как-то странно.

И тут подъехала директорская машина.

Наш директор — хам и жлоб, грубый, самодовольный, жадный, дурной, крикливый, не считающийся ни с чьим мнением, кроме своего и начальственного; вечно придирающийся по мелочам; достойный (по мнению всех сотрудников моего отдела) самой позорной и мучительной казни, какая только существует на белом свете — сполз с переднего сиденья и величественным жестом отпустил шофёра.

Толпа бросилась ко входу, я устремился туда же, но меня остановил окрик:

— Юра!

Надо же, он и фамилии моей никогда не знал. Турди, что ли, занятия с ним проводил? Могу себе представить это столкновение миров.

Я остановился и повернулся к нему. Директор подошёл ко мне, поздоровался со мной за руку (небывалый случай!), а затем спросил:

— Как дела?

И оскалил зубы в льстивой улыбке.