Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— Дайте свет… темно… Кто-нибудь есть?..

Послышались быстрые шаркающие шаги — в комнате он был не один.

— Слава всевышнему, наконец-то! — Преподобный Антонио, его духовный наставник, увидев разумный блеск в глазах Филиппа, радостно и облегченно вздохнул. — Я так волновался за тебя, сын мой, так боялся, что ты никогда не придешь в себя.

Пока падре раздвигал шторы на ближайшем окне, Филипп напряженно размышлял над его последними словами, но без каких-либо видимых результатов. Боль в голове чувствительно мешала ему сосредоточиться.

— И откройте окно, — добавил он. — Душно.

Дон Антонио исполнил и эту его просьбу. Повеяло приятной прохладой. Филипп с наслаждением вдыхал чистый и свежий воздух, наполненный ароматами поздней весны.

Падре вернулся к Филиппу, присел на край широкой кровати и взял его за руку.

— Как себя чувствуешь? — заботливо спросил он.

— Довольно скверно, — откровенно признался Филипп. — Голова будто ватой набита, слабость какая-то… Что случилось, падре?

— Ты сильно ударился и, похоже, у тебя было сотрясение мозга. К счастью, все обошлось.

— Сотрясение мозга, — повторил Филипп. — Понятно… И как долго я был без сознания?

— Три с половиной дня.

— Ага… — Филипп попытался вспомнить, как его угораздило получить сотрясение мозга, но безуспешно: прошлое плотно окутывал густой туман забытья. — Я не помню, как это произошло, падре. Наверно, я здорово нахлестался и спьяну натворил делов. Больше я не буду так напиваться. Никогда.

Преподобный отец встревожено воззрился на него:

— Что ты говоришь, Филипп?! Ведь ты был трезв.

— Я? Трезв? — Филипп в недоумении захлопал своими длинными светлыми ресницами. — Вы ошибаетесь, падре. Тогда я много выпил, очень много… даже не помню, сколько.

— Нет, это было накануне. А ударился ты на следующий день утром.

— Утром? — Филипп снова заморгал. — Как это утром? Разве я утром… Нет, не понимаю. Я ничего не понимаю!

— Так ты не помнишь об ЭТОМ? — спросил падре, внимательно глядя ему в глаза.

— Об этом? О чем? — Филипп снова напряг свою память, и вскоре у него с новой силой разболелась голова. — Я ничего не помню о следующем дне, падре. Ровным счетом ничего. Последнее, что я помню, это как я пил на вечеринке, чтобы набраться смелости… А что стряслось? Что?

Дон Антонио покачал головой.

— Лучше тебе самому вспомнить… А если не вспомнишь, тем лучше для тебя.

— Вот как! — Филипп вконец растерялся. — Я вас не понимаю. Расскажи мне все.

Падре вздохнул.

— Нет, Филипп, не сейчас. Разумеется, рано или поздно ты обо всем узнаешь — но лучше позже, чем раньше… Ладно, оставим это. — Преподобный отец помолчал, прикидывая в уме, как перевести разговор на другую тему, потом просто сказал: — Вчера приехал граф Альбре с сестрой.

Филипп слабо улыбнулся.

— Это хорошо. Я по ним так соскучился… особенно по Амелине. Я хочу видеть их. Обоих. Но прежде всего — Амелину.

Падре медленно поднялся.

— Сейчас я велю разыскать их и сообщить, что ты уже пришел в себя. Не сомневаюсь, что Амелина тотчас прибежит к тебе.

С этими словами он направился к выходу, но у самой двери Филипп задержал его:

— А Эрнан? Он уже приехал из Беарна?

— Да. Вместе с Гастоном и Амелиной, — ответил падре, на лицо его набежала тень.

— Тогда пошлите, пожалуйста, вестового в Кастель-Фьеро…

— В этом нет необходимости, — мягко перебил его дон Антонио. — Господин де Шатофьер здесь.

— Где именно? — оживился Филипп.

— Полчаса назад я видел его в твоей библиотеке.

— Так позовите его. Немедленно.

— Ладно, — снова вздохнул преподобный отец. — Позову. И пока вы будете разговаривать, пойду распоряжусь насчет обеда.

Слово «обед» пробудило в Филиппе волчий аппетит. Он подумал, что ему совсем не помешает плотно поесть, и при этой мысли у него потекли слюнки, а в животе заурчало.

Его гастрономические размышления прервало появление Эрнана — высокого крепкого парня с черными, как смоль, волосами и серыми со стальным блеском глазами. В каждом его движении сквозила недюжинная сила, и потому он казался на несколько лет старше, чем был на самом деле.

— Привет, дружище, — усмехнулся Филипп. — Пока тебя не было, я в такой переплет попал… Даже толком не знаю в какой.

Шатофьер как-то отрешенно поглядел на него и молча кивнул. Лицо его было бледное, с болезненным сероватым оттенком, а под воспаленными глазами явственно проступали круги.

— Ты плохо себя чувствуешь? — участливо спросил Филипп.

— Да. В общем, неважно, — ответил Эрнан, голос его звучал глухо и прерывисто, как стон. После короткой паузы он добавил: — Дон Антонио предупредил, что ты ничего не помнишь, но я все равно благодарен тебе… за то, что ты хотел сделать вместо меня… хоть и не смог.

— О чем ты говоришь? — удивленно спросил Филипп. — Что же, в конце концов, произошло?

— Она… — Из груди Эрнана вырвался всхлип. — Она была мне как сестра… Больше, чем сестра, ты знаешь…

В этот момент память полностью вернулась к Филиппу. Он пронзительно вскрикнул и зарылся лицом в подушку, прижав ладони к вискам. Ему казалось, что голова его вот-вот треснет от нахлынувших воспоминаний. Туман забытья, окутывавший события того рокового утра, в одночасье развеялся, и Филипп с предельной ясностью вспомнил все, что случилось с ним тогда. И что случилось с НЕЙ…

Ее звали Эджения. Она была дочерью кормилицы Эрнана и его сверстницей — как тогда говорили, она была его молочной сестрой. Мать Шатофьера умерла вскоре после родов, отец — немногим позже; их он, естественно, не помнил и мамой называл свою кормилицу, а ее дочь была для него родной сестрой. Они росли и воспитывались вместе, были очень привязаны другу к другу, а когда повзрослели (как и Филипп, они повзрослели раньше срока), их привязанность переросла в настоящую любовь. Никто не знал об истинных намерениях Эрнана в отношении его молочной сестры; но кое-кто, в том числе и Филипп, предполагал, что он собирается жениться на ней. Лично Филипп этого не одобрял, однако не стал бы и пытаться отговорить друга, окажись это правдой. Эрнан был на редкость упрямым парнем, и если принимал какое-нибудь решение, то стоял на своем до конца. Кроме того, Филипп хорошо знал Эджению и считал ее замечательной девушкой. Единственный ее недостаток, по его мнению, заключался в том, что она была дочерью служанки…

Впрочем, теперь это уже не имело ровно никакого значения — она была мертва. И, по большому счету, убийцей ее был Гийом!!!

— Как это произошло? — спросил Филипп, не поворачивая головы.

Эрнан подошел к кровати и сел.

— В тот вечер она поехала к своим деревенским родственникам, — тихо, почти шепотом заговорил он. — И не взяла сопровождения… Сколько раз я говорил ей, сколько раз… но она не слушалась меня!.. — Шатофьер сглотнул. — А позже в Кастель-Фьеро прибежала ее лошадь. Мои люди сразу же бросились на поиски и лишь к утру нашли ее… мертвую… Будь оно проклято!..