Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— И тогда равновесие мигом нарушится в нашу пользу, — заметил Филипп.

— Думаю, что герцог Савойский и часть лагнедокских графов переметнутся к нам.

— Вне всякого сомнения, так оно и будет. Герцог Савойи, насколько мне известно, не в восторге от человеческих качеств молодого графа Прованского, и я рассматриваю их союз лишь гипотетически, как самый неблагоприятный для нас расклад, который, надеюсь, никогда не выпадет. Далее, виконт Готийский. Он и герцог Савойи — две ключевые фигуры в предстоящей игре, и от их позиции будет зависеть исход всей партии. А их позиция, в свою очередь, будет зависеть от нас, в частности от того, насколько удачно ты выберешь себе жену — предполагаемую королеву Галлии. Для этой роли как нельзя лучше подходили обе кастильские принцессы, особенно старшая, Бланка — ведь она еще и графиня Нарбоннская. Увы, не сложилось… А восемь лет назад король Арагона сделал мне весьма заманчивое предложение. Такое заманчивое, что с моей стороны было чистейшим самодурством отвергнуть его — и все же я отверг… Да ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон.

Филиппу, конечно, было интересно, почему отец так сокрушается по поводу того, что некогда отказался принять старшую дочь Хайме III Арагонского в качестве своей невестки. Однако он решил не уводить разговор в сторону и умерил свое любопытство, отложив выяснение этого вопроса до лучших времен.

— Что было, то было, отец. Коль скоро на то пошло, я тоже не безгрешен. Мой первый брак нельзя назвать удачным, и ваши упреки в тот памятный день были оскорбительны по форме, но совершенно справедливы по сути. Тогда я был безумно влюблен и поступил как обыкновенный человек, а не как государственный муж, не задумываясь над последствиями своего поступка. Друзья пытались образумить меня, даже Эрнан, и тот вынужден был признать… — Филипп не закончил свою мысль и махнул рукой, будто прогоняя прочь грустные воспоминания и тяжелые думы. (Ах, если бы можно было повернуть время вспять, заново прожить эти семь лет! Он уклонился бы от встречи с Луизой, не женился бы на ней, и она до сих пор была бы жива…)

— Но на сей раз, — твердо продолжал он, — я намерен выбрать себе жену исходя сугубо из государственных соображений, руководствуясь интересами всего нашего рода.

— Вот исходя из таких соображений, — с готовностью отозвался герцог, — я предлагаю на твое рассмотрение два варианта: либо брачный и политический союз с могущественным европейским государством, либо брак с богатой наследницей, который позволит нашему роду стать не просто самым могущественным, но и доминирующим во всей Галлии.

— Вы имеете в виду Маргариту Наваррскую?

— Да, ее, дочь Александра Десятого.

— Гм… Говорят, дикая штучка.

— И очень выгодная для тебя и для всех нас партия. Во всех отношениях выгодная. Правда…

— Правда, — живо подхватил Филипп, — с добродетелью госпожи Маргариты… как бы сказать поприличнее?.. словом, не все в порядке.

— Ты тоже не монах, сын мой, — с добродушной улыбкой парировал герцог. — Полагаю, что наследство — целое королевство, хоть оно и небольшое, — дает нам веские основания для снисходительности. Меня же волнует не сомнительная добродетель наваррской принцессы, а некоторые другие особенности ее характера.

— А именно?

— То, что ты сказал. Она дикая штучка.

Филипп самоуверенно усмехнулся.

— Ну, это уж моя забота. Я ей быстренько когти обломаю.

Герцог покачал головой.

— Не так все просто, Филипп. Чтобы обломать ей когти, как ты выражаешься, нужно сперва жениться на ней. А с этим как раз и может возникнуть заминка.

— Да, да, в самом деле, — произнес Филипп, ероша свои золотистые волосы. — Говорят, что Маргарита и слышать не желает ни о каком замужестве, а королю не достает решительности своей волей принудить ее к браку.

— То-то и оно. С тех пор как умер принц Рикард и Маргарита стала наследницей престола, дон Александр почти ежемесячно получает весьма заманчивые предложения — и все их отклоняет. Сначала он поступал так по собственной инициативе, дескать, его дочь еще юна, пусть подрастет немного, а потом уже заартачилась сама Маргарита: не хочу, говорит, замуж, и хоть ей что — видать, еще не нагулялась вволю. Всякий раз, как только отец заводит с ней разговор на эту тему, она устраивает ему бурные сцены — то с криками и руганью, то со слезами — в зависимости от настроения. Когда же король пытается настоять на своем, Маргарита и вовсе выходит из себя и либо закатывает истерику, либо учиняет форменный погром, ломая и разбивая все, что подвернется ей под руку.

— Ну и ну! Я знал, что характер у Маргариты не ангельский, однако не думал, что она фурия.

— Можешь не сомневаться, фурия еще та. В частности потому король и мечтает поскорее выдать ее замуж, надеясь, что тогда она остепенится. — Герцог скептически усмехнулся. — Блажен, кто верует. Лично я полагаю, что ее только могила исправит. Маргарита пошла в свою мать не только внешностью, но и нравом — такая же неуемная и сварливая, своенравная и капризная, без постоянных скандалов просто жить не может, как рыба без воды. Взять хотя бы ее последнюю выходку…

— Какую?

— Ну, с Инморте.

— С Инморте? — переспросил Филипп. — А что между ними произошло?

Герцог удивленно приподнял бровь.

— Неужели ты ничего не слышал?

— Да вроде бы ничего… Нет, все-таки слышал. Говорят, в марте наваррский король крепко поссорился с гроссмейстером иезуитов… Стало быть, и здесь не обошлось без Маргариты?

— Ясное дело. В последнее время ни один громкий скандал в Наварре не обходится без участия Маргариты. А этот был особенно громким. Странно, что ты так мало о нем слышал.

— Тогда я был на войне, — коротко ответил Филипп.

— Ах да, конечно, — согласился герцог. — Как раз тогда ты воевал в Андалусии. — Вдруг он хитро прищурился и добавил: — Бои, а в часы затишья — хорошенькие мавританочки. Воистину, некогда было прислушиваться к сплетням.

Филипп покраснел.

«Вот те на! — изумленно подумал он. — Гастон-второй нашелся! Чудеса, да и только…»

— А что до скандала, — герцог вновь принял серьезный вид, — то приключился он вследствие того, что Инморте попросил у дона Александра руки принцессы. Для своего сына, разумеется.

— Ба! Для Хайме де Барейро?

Герцог утвердительно кивнул.

— Гроссмейстер обратился к королю с этим нелепым предложением во время официального приема, в присутствии многих блестящих вельмож и, что самое прискорбное, в присутствии Маргариты. Дон Александр, понятно, был возмущен…

— Еще бы! Эка честь — породниться с самим Вельзевулом.

— Не в том дело, Филипп. До сих пор наваррский король лояльно относился к иезуитам, чего я не одобряю. Однако он, как тебе должно быть известно, муж весьма набожный и благочестивый.