В. Бирюк - Не-Русь

Страшно-то как!

Ныне говорят иные: наши отцы-деды Русь основали, Всеволжск создали. И честь нам давай по чести предков наших. Окститесь! Ваши отцы и деды были ворами. Извергами, изгоями, прощелыгами. Придурками, сумасшедшими, неудачниками. Отбросами «Святой Руси». Это потом они смогли… сделать себя, стать чем-то. За что им честь и слава великая. Но от рождения-то, изначально — «тысячи всякой сволочи». Так вам «чести» надобно?! Прирождённой? Или — сделанной, добытой? Так сделайте! Сами. Как они смогли.

Николай за эти три дня аж усох. Это ж столько лодей, столько товаров, столько людей!

«Все люди — лохи!» — социально-специфическая мудрость.

Естественно, он — развернулся. Даже есть и спать перестал. Только если так, на минуточку.

«Диалог в поезде:

— Что это за станция?

— Одесса.

— А почему так долго стоим?

— Паровоз меняют.

— На что меняют?

— На другой паровоз.

— Тогда это не Одесса!»

Такой русский купец, как Николай, сделает «Одессу» из любого места. Утром он меняет наши пол-сорока куньих шкурок на три сорока беличьих у проходящей хоругви.

— Ребяты! Вам же гребсти! Куньи же весом меньше — вам же легче!

Вечером — те же три сорока беличьих на новых два сорока куньих.

— Ребяты! Их же ж числом больше! Каждому хватит!

Я как-то… как бы не побили — из воздуха же мех делает!

— Николай, а чего ж они между собой напрямую не договорились?

— Дык… видать — не судьба.

Я уже как-то вспоминал:

«Из пункта А в пункт Б вышел курьерский поезд. А навстречу ему из Б в А вышел пассажирский. И они — не встретились.

— Как это?!

— Не судьба…»

Народ тащит из похода всё, что ни попадя, стремится к вещицам деньго-ёмким: малым да дорогим. А у меня-то интересы уже другие: инструмент, продукты питания, тёплая одежда.

Топоры мордовские — после боя нипочём были! Что ж я их тогда не набрал! Как всегда: «знал бы прикуп — жил бы в Сочи».

— Мужики, соль не продадите? Вы ж домой идёте — дома-то, поди, есть.

— Можна-а… медовухи ведро.

— Четверть ведра. За соль и крючки рыболовные.

— Э… ну… индо ладно. По рукам.

Чем кормить людей?! Из чего делать запасы на зиму?!

Как сказано в школьном сочинении: «Бедная Лиза рвала цветы и этим кормила свою мать». Увы, я не «бедная Лиза». Да и моих людей цветочками не прокормишь.

Первая постройка — не церковь, не жильё — коптильня. Хорошо, что я многое из этого в Пердуновке проходил. Уже могу предвидеть. Не умом — личным опытом: осенью птицы полетят, будет осенняя поколка. Нужна соль, травы, бочки, кадушки…

Войско прошло, последние ошмётки мимо идут. Местность… прибрали. Мёртвых — заново похоронили. Надо лес валять, делянки разметить. Строить придётся из сырого, невыдержанного леса. Другого нет. Корчевать… Местность — сильно пересечённая. Тронешь по слабому месту — эрозия почвы. Тут бы, кое в каких местах, наоборот — по весне колья ивовые забить. По оврагам лес — сорный, не строевой. Но на поделки, на дрова — годный…

Вот с такими мыслями протолклись мы с Терентием целый день по полчищу и окрестностям да и заночевали там, на «Гребешке» в балагане.

Ещё затемно я поднялся. Прошёл по «полю битвы», вспоминая как мы тут… стояли, боялись, бились… Вышел к краю речного обрыва. Простор. Простор Заволжья, простор Заочья. Огромный светлеющий купол неба. Над «Святой Русью». Над — «не-Русью». Над миром. Над моим миром.

Вот стоит над обрывом «Лютый Зверь». Нашёл-таки место для своего логова. Присосался, пришипился, окапывается, укореняется. Стоит и оглядывает окрестности. Места и народы. Соседей. Вон там, на восток, Мордва. А по ту сторону Волги — Мари. А дальше там… Булгар и Саксин, Иран и Туран… Справа — Ока. Князьки русские. Со своими раздорами да крамолами. За ними — Степь. Степь Великая, Степь широкая. Дальше… Царьград, Иерусалим… Там и знать не знают, и слыхом не слыхивали. О том, что встал на Окской Стрелке Ванька-лысый. Ну, это мы поправим. Я не про лысину.

За моей спиной — Святая Русь. Главная беда, главная забота. Не потому что хуже других, потому что — мне больнее. С бездорожьем и раздорами, с неустроенностью и суевериями. С тысячами детей, мрущих в душегубках, которые называют здесь жильём.

Потерпите малость, деточки. Не помирайте. Уж не долго терпеть-то осталося. Пришёл, пришёл на Русь «Зверь Лютый». Не на крокодиле скачущий, не с волками бегущими. Страшнее: видящий, думающий. Иное — видящий, иначе — думающий. Вот где страх-то да ужас — в иначести!

Алеет восток. Ещё солнца нет, но оттенки красного по краю горизонта уже пляшут. Прямо на полянке над обрывом я опустился на колени и встретил восход.

Солнце… выпирало из-за горизонта. Большое, огромное, красное. Оно долго тужилось там, за далёкими зубчатыми лесами, ворочалось, уже и корона его видна стала. А само — никак. Не могло, не вылезало. И вдруг — прорвалось. Попёрло, полезло. Заливая всё своим светом, прогоняя туман над речной долиной, высвечивая частокол деревьев от самого горизонта. Оно лезло, всё быстрее, всё выше. Наконец, оторвалось от земли. Сразу пошло вверх, уменьшаясь в размере, меняя красное на жёлтое, жаркое, яркое. Тёплые лучи грели лицо. Вот я и дома. Вот я и дошёл. До дома моего.

Четыре года назад так же, на коленях, я встречал восход на крыше Рябиновского недостроя. Сходно вылезало из-за горизонта солнца, также казалось мне: «вот мой дом».

Ошибся. Не осилил. «Если совершишь ошибку — лучше сразу рассмеяться» — древняя китайская мудрость. Смеюсь.

И прошу прощения. «Прости народ русский, что…». Что четыре года ломился не в ту дверь.

«Самое страшное — потеря темпа».

Только… неправда это. «Не сеяно — не растёт». Здесь — не темп, здесь — трек. Путь, дорога. Дорога моей жизни. Стань. Стань из глупого — умным, из испуганного — смелым, из бездельного — умелым. Пройди последовательность превращений. Вылупляйся. Из колыбели.

«Земля — колыбель человечества. Но нельзя всю жизнь прожить в колыбели».

Моя колыбель там, на Угре, в Рябиновке, в Пердуновке. Там, из бессмысленного, бестолкового, перепуганного попандопулы я стал «человеком разумным». «Зверем Лютым».

Я стал — другим, а цели — остались. Как в математике: «Ещё раз. И — лучше». «Построить дом, посадить дерево…».

«Лучшее время, чтобы посадить дерево, было двадцать лет назад. Следующее лучшее время — сегодня».

«Сегодня» — пришло.

багун — andromeda

звездоплавка — callitorice

мозгуша — geranium sylvaticum