Евгений Мостовский - Сугубо финский попаданец. Дилогия (СИ)

Полковник Лагус видел как темные силуэты вражеских танков то поодиночке, то группами уходят назад, но сделать уже ни чего не мог, русских оказалось слишком много. Правда поле боя осталось за кавалерийской дивизией и к окруженным частям прорваться тоже ни кому не удалось, а значит и победа вроде как на стороне Суоми. Только радости ни какой нет, по траурным дымам Эрнст видел, что половину своих бойцов из тех кого он сегодня утром повел в наступление, он уже ни когда не встретит.

В штабе СЗФ к 23.00 в тихой панике подводили итоги: наступление сорвано, две стрелковые и одна моторизованная дивизии в окружении, 123 и 100 практически не боеспособны, группа Борзилова обескровлена, сам он ранен. Уверенности, что фронтовой резерв завтра исправит ситуацию, нет ни какой. Похоже проклятый Маннергейм готовил эту ловушку заранее, а доблестная разведка просрала сосредоточение войск из Карелии. Тимошенко и Мерецков сидели напротив друг-друга и молчали, обоих грызла одна мысль: — «Что докладывать Сталину?»

— Сссука!!! Нна-а!!!

— Ай, ку-урва!

— Пся крев!!!

— Б. дь! Б. дь!! Б. дь!!!

— Матка Бозка!

В перепаханном артиллерией лесочке, среди изломанных сосен, «лисих нор», стрелковых ячеек, разбитых блиндажей кипела озверелая рукопашная. Поляки вцепились в горло русским, русские с утробным рыком поднимали на штыки поляков. Никому третьему, в этом месилове родичей места не было. Славяне сводили древние счеты. Ни французские инструкторы, ни финские офицеры связи, прикомандированные к польской Гренадерской дивизии, такой животной ненависти еще не видели. Война до сих пор шла без особых зверств. Раненых старались не достреливать, пленных брали обе стороны, а тут второй день все как с цепи сорвались.

2-я польская Гренадерская дивизия занимала по дуге двенадцати километровый фронт прикрывающий железнодорожную станцию Кямаря и соединялась флангами с последним резервом Маннергейма — 12 пехотной дивизией. Вместе они составляли кольцо motti в который угодили три советские дивизии. Ликвидировать котел такими силами было не реально, но оттеснить русских от железной дороги было необходимо, по этому Маршал 16 февраля лично приехал к генералу Брониславу Духу. Они два часа просидели над картой, после чего Дух составил приказ на наступление. Замысел был прост как мычание, сосредоточить против 7-й стрелковой дивизии огонь всей артиллерии и половины минометов гренадеров, два полка пехоты растянуть еще сильнее, а два высвободившихся использовать как ударную группировку и атаковать в стиле Великой Войны, польский генерал только посетовал, что французы не поставили химических снарядов. Долбежка началась почти сразу, с 19.00 и продолжалась с небольшими перерывами до рассвета. На не успевших толком окопаться в заледенелом грунте красноармейцев обрушилась, без всяких аллегорий — смерть. За ночь польские саперы сняли проволоку и в девять часов утра, проваливаясь по колено в снег, в атаку молча пошли жолнежи. По ним почти не стреляли, некому было, на передовой позиции находился перераненый, оглушенный и контуженный батальон. Участок, перекрывающий рельсы, взяли почти без боя и легко продвинулись на восемьсот метров в глубь прореженного леса. Потом началось страшное. В руки поляков попало не меньше полутысячи беспомощных людей и над лесом прошелестел многоголосый стон. Артиллерия уже не стреляла, польские расчеты после тяжелой ночной работы валились с ног, а советская экономила боеприпасы, так что в тишине зимнего дня звуки разносились далеко. Только можно ли назвать звуками этот нечеловеческий вой терзаемой заживо плоти? Сколько это можно было терпеть? Ну полчаса, ну сорок минут, а потом на русской стороне без всяких командирских приказов, без зажигательных лозунгов комиссаров, поднялись мужики и пошли убивать.

— Вы подвели партию. Вы подвели весь советский народ. Вы должны быть наказаны! — От волнения Сталин говорил с сильным акцентом.

По центру кабинета стояли навытяжку двое, такие разные, но сейчас такие одинаковые — Тимошенко и Мерецков. Их лица были даже не бледные, а какие-то зеленоватые, у Мерецкова заметно дергались отвислые щеки, Тимошенко сам того не замечая, начал мелко трясти головой.

— Почему вы с такой крестьянской покорностью позволяете себя бить?! Государство вам отдало лучшие силы, все что вы просили. Как вы всем этим распорядились? — Сталин махнул рукой. — Что теперь с вами делать? — Он повернулся к длинному столу.

— Клим? — Ворошилов подскочил как на пружине.

— Расстрелять! Расстрелять, как бешеных собак! — Сталин чуть не плюнул от досады.

— А фронт тебе доверить, Клим? Ты конечно Маннергейма враз побьешь?

— Борис Михайлович? Что скажете вы?

— Многое скажу, товарищ Сталин. — поднимаясь ответил начальник Генштаба.

— Говорите, не стесняйтесь. Время стеснений прошло, воевать надо. — Шапошников переступил с ноги на ногу, пару раз вдохнул-выдохнул, как перед прыжком в воду, а потом посмотрел прямо в желтые глаза.

— Товарищ Сталин, положение серьезное, но не безнадежное, хотя теми тремя дивизиями из резерва Главной Ставки, которые просят товарищи, дело не спасти. Ситуация окруженных не настолько сложная, как кажется, после поражений в Карелии. Они сейчас занимают лесной участок три на четыре километра между железной дорогой и шоссе Ленинград-Виипури. Атаки поляков отбили, раздробить группировку не дали. Плотность войск по периметру окружения — хорошая. Товарищи из Северо-Западного фронта наладили воздушный мост, каждый день доставляется от тридцати до сорока тонн продовольствия и боеприпасов, налажена посадка У-2, забирают раненых. Комбриг Коньков наладил твердое управление всеми частями. Пока есть снабжение, думаю будут держаться. Так-что зря товарищи Тимошенко и Мерецков положили три дивизии своего резерва пытаясь деблокировать группировку. Дать им еще три дивизии, так они и их положат, без заметного результата. — Шапошников еще раз переступил с ноги на ногу и опустил глаза. Сталин продолжал не отрываясь смотреть на него, как буд-то видел в первый раз.

— Продолжайте товарищ Шапошников, что вы предлагаете?

— Как вы сказали, товарищ Сталин — воевать.

— Воевать? А что мы по вашему до сих пор делали?

— До сих пор, товарищ Сталин, мы шапками закидывали. — начальник Генштаба снова твердо смотрел в желтые глаза. Сталин усмехнулся.

— Занимались шапкозакидательством. Что ж, судя по результатам, вы наверное правы. Что конкретно предлагаете? Да вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

— Спасибо, товарищ Сталин, я лучше пройду к карте, с вашего позволения. Сталин снова метнул желтый взгляд в своего собеседника, но теперь уже с каким-то веселым изумлением.