Алекс Войтенко - Ты проснешься, на рассвете (СИ)

— Некрасиво, показывать свой язык. Тем более за столом, — произносит мать. Сестра, уже готовясь дать отпор, открывает рот, как я большим пальцем показываю ей на зеркало, висящее за моей спиной. Смуглое от рождения лицо сестры, наливается краской смущения, делая его почти шоколадным.

Завтрак проходит в полном молчании.

Наевшись, я приподнимаюсь из-за стола и поблагодарив маму, за вкусный завтрак, отчего та, вновь удивленно приподнимает брови, тянусь к отрывному календарю, висящему на стене. Взявшись за листок, уже готовлюсь сорвать его, как врывается голос сестры:

— Я уже отрывала сегодня. — Бросив на нее взгляд, вижу на мгновение показавшийся язычок и ехидное лицо.

Переведя взгляд на календарь, замечаю сегодняшнюю дату. 29 августа, 1970 года. Осталось два дня до школы.

Вдруг вспомнив, поворачиваюсь к сестре и говорю:

— Все. Кончилась твоя спокойная жизнь. Теперь и ты школьница. Двоек нахватаеш-ш-шь! Особенно по поведению.

— Что это я их нахватаю?

— А как язык покажешь учителю, так и нахватаешь! — с улыбкой говорю ей.

— А, что это я ему язык буду показывать?

— А, что ты еще-то можешь показать, у тебя и нет больше ничего, только язык длинный. Розовый и мокрый.

— И вовсе он не мокрый. — На глазах сестры, начинают наворачиваться слезы.

— Значит с тем, что он длинный ты согласна. — Констатирую я.

— Сам ты длинный! — уже почти ревет сестра.

Мама, вначале с улыбкой наблюдавшая за нашей пикировкой, принимает строгий вид и приобняв сестру:

— Ну, хватит ругаться. Конечно же, ты ничего не нахватаешь, ты ведь у меня умная девочка. — И повернувшись ко мне, — Алекс, разберись в своем столе. Посмотри, что не хватает, после скажешь мне, нужно будет докупить. И наведи порядок у себя в комнате.

— Хорошо мам, — я целую мать в щеку и выхожу из комнаты.

— Ну, что он мам всегда… — доносятся до меня слова сестры. Мама что-то ласково отвечает ей, но я этого уже не слышу.

Наведя порядок в комнате, выхожу во двор, окидывая его «хозяйским взглядом». Сейчас я легко замечаю все неполадки, на которые раньше просто не обращал внимания. Ни слова не говоря принимаюсь наводить порядок и здесь. Я понимаю, что все это не соответствует моему обычному поведению, и даже еще вчера, я бы прошел мимо, не заметив всего этого. Понимаю, что своими действиями неминуемо привлеку внимание к себе, и не только со стороны матери, но тем не менее занимаюсь этим.

Какое-то время, копаюсь в саду, в сарае, что-то перекладываю, что-то выношу на улицу в мусорный бак. Вдруг замечаю, маму, стоящую на крыльце и наблюдающую за мной. Видя, что я заметил ее, она спрашивает:

— Что случилось, Алекс? Сегодня ты совсем не похож на себя.

— Может я повзрослел? — пытаюсь свести ответ к шутке.

— За одну ночь?! Так не бывает!

— Тогда не знаю, мам. Просто мне кажется что, то что я делаю, это правильно.

— С чего бы это?

— Я не могу объяснить, но… Мне приснился сон. И я очень не хочу, что бы было, так как я увидел. Возможно то, что я делаю сейчас, как то изменит, все это.

— Я не узнаю тебя, Алекс. Ты даже говорить стал по-другому. Что с тобой?! Ты меня пугаешь!

Я обнимаю ее, прижимаясь всем телом. Она ласково гладит меня по голове и мы молча стоим на крыльце нашего дома.

— Мам, но ведь я не делаю ничего плохого, ведь так? А все остальное… может уже завтра я буду таким же как вчера. Если ты так хочешь.

Я не слышу ответа, да и не нуждаюсь в нем, наслаждаясь мгновеньями нежности.

— Мам, а давай я не буду больше ходить в музыкалку? — начинаю новую тему, что бы отвлечь ее. — Ну не нужна она мне. Эта классика, уже вот где сидит. — Показываю рукой на горло.

— Тебе же нравилось, заниматься музыкой?

— Мне и сейчас нравится, но то что там предлагают, это не музыка, а какое то издевательство. Да и не думаю, что смогу стать профессиональным музыкантом.

— Откуда?

— Просто знаю. А тратить такие деньги еще два года, что бы потом сожалеть об этом, может давай сразу, сейчас? Ну нет у меня желания на нее. А для себя, или для тебя я и так смогу сыграть. Если ты конечно захочешь. Ведь, Машке, ты же разрешила, бросить занятия. — Выдаю последний аргумент.

Мама некоторое время молчит, переваривая мои слова. Потом произносит:

— Я, подумаю.

— А на сэкономленные деньги, давай мопед купим?

— Может, ты просто мопед хочешь?

— Хочу. Но и на музыку тоже желания нет. Тогда уж лучше забудь про мопед, а я забуду про музыкалку.

Некоторое время вожусь во дворе, игнорируя призывы дружков с улицы «на, погулять». На крыльцо выходит мать, с сумкой в руке:

— Хватит наверное на сегодня? Вон сколько дел переделал.

— А ты куда, мам?

— До базара пройдусь. Заканчивай, будешь уходить закрой дверь, ключи я с собой взяла.

— Хорошо мам.

Дождавшись ее ухода, подхожу к винограднику и уцепившись за перекладину, пытаюсь подтянуться. Увы, это тело не рассчитано на силовые упражнения. Два раза и то с трудом. Немного отдохнув, пытаюсь повторить попытку, но и в этот раз неудача. Принимаю, упор лежа. Увы, здесь результат не лучше. «Да, Сашка, запустил ты себя… всё, начиная с завтрашнего утра, постоянные тренировки. Пока еще не слишком поздно. И начну я наверное, с бега». — Отряхнувшись и оглядевшись вокруг себя прохожу в дом. Какое-то время брожу по комнатам, как бы вспоминая самого себя. Разглядываю книги в шкафу, ласково оглаживая переплеты. Все давно знакомо. Достаю наугад одну из книг. Дюма, «Граф Монте-Кристо». В этом теле я его еще не читал, но могу рассказать от и до. Память сохранилась и все, что я когда то видел или знал остается при мне. На минуту задумываюсь. А что я помню? Нет, пожалуй, ничего существенного, во всяком случае, из истории страны. Разве, что смерть Брежнева, но до нее еще 12 с лишним лет, да и кому это нужно? Перестройку, распад СССР, вряд ли мне все это пригодится, разве, что лично для меня. Пожалуй, не стоит и пытаться. Да и кому нужны мои советы, или предсказания. Скорее упрячут поглубже, чем прислушаются к чему то. Тем более, что ничего особенного я и не помню, так разрозненные факты и те без дат.

Ставлю книгу на место и подхожу к пианино. Провожу рукой по гладкой поверхности и поднимаю крышку, закрывающую клавиши. В глаза бросается надпись «Muehlbach» 1867 год. Ему больше ста лет. Продвигаю стул и кладу пальцы на клавиши.

— Помню ли я, хоть что ни будь? — Задаю себе вопрос. Прикрываю глаза и пытаюсь сыграть по памяти. Наверное, у моего теперешнего тела все же есть какой-то опыт, потому, что к моему удивлению у меня все получается, а слух у меня всегда был на высоте.

Вскоре по дому разносится легкая мелодия из передачи «В мире животных», это наверное единственное, что я мог сыграть и через десять лет после того как бросил занятия.