Алекс Войтенко - Путь к свету (СИ)

— Я убью тебя!

— Уведите его…

— …А потом я сбежал. Все произошло совершенно неожиданно, как для них, так и для меня. Просто появилась такая возможность и я ею воспользовался. Почему-то, мы оказались в горах. Меня преследовали. Я почти перешел перевал, но оступился и упал в пропасть. К счастью зацепился, за какой то карниз, и не долетел. Дальше не помню.

— Знаю я, эту лабораторию. Тебе повезло. Тебе очень повезло.

— ?? — удивленно смотрю на наставника.

— Ты думаешь один такой «счастливец»?

— Но откуда? — перебиваю я наставника.

— Пожалуй, тебе стоит узнать больше… — учитель на некоторое время задумывается, и начинает свой рассказ.

«…Огромная пещера, освещенная тусклым зеленоватым светом. Вечный полумрак царит под ее сводами. Все дно, поделено на делянки, засеянные бледными, склизкими грибами. Посередине, на невысоких, железных подпорках, проложена узкая металлическая дорожка, по которой постоянно проходит надзиратель с плетью. На делянках, не поднимая головы, работают десятка два женщин и детей. Они, согнув спины, пропалывают, обирают улиток, червей с выделенных им участков. Некоторые собирают урожай, укладывая аккуратно срезанные грибы в специальные ящики. От слабого освещения и, кисловатого запаха исходящего от грибниц, постоянно слезятся глаза и ноют не разгибающиеся весь день спины.

Надзиратель, прогуливающийся по помосту, зорко следит за ними и пользуется своим орудием, по малейшему подозрению, или в зависимости от настроения, просто для профилактики. Тот, кому достался очередной удар, стараются еще ниже согнуться и, еще быстрее двигать руками, сжимая зубы от боли. Иначе последует еще более тяжкое наказание.

Иногда, некоторые из работниц, заметив, что надзиратель отвернулся, кидают только, что сорванный гриб в рот. Говорят, он снимает усталость и боль, на некоторое время. Украдкой, прожевав его, глотают выделенный сок, и так же осторожно сплевывают оставшуюся кашицу, на грядки, тут же перемешивая ее с землей.

Вот уже неделя, как я нахожусь здесь, работая вместе с остальными. Вечерами нас заводят в большое помещение, и закрывают, выдав каждой из нас небольшой пакет с литровой бутылкой затхлой воды и спрессованный, грязно-зеленого цвета, брикет, похожий на водоросли. Это наша еда. На весь день. Нужно скорее бежать отсюда…»

…Я просыпаюсь. Некоторое время лежу, пригревшись на разложенной одежде, наслаждаясь теплом, или мне это только кажется.

…Впереди шум падающей воды. Наверняка, вода перекрыла весь тоннель и мне придется вновь лезть в эту ледяную купель. Как все это надоело! Вспоминаются слова бабушки: «Не лезь в воду! Девочкам вредна холодная вода! Застудишь себе все, что после делать будем?» Мне кажется, что сейчас, мне уже ничего не вредно. Все, что можно и нельзя, давно застужено. На мне сейчас вообще одна кожа осталась. Я провожу рукой по ребрам. Даже мяса нет, не то, что жира. Так и есть. Опять придется нырять. Поправляю, мешок и ощупываю ножны, главное не потерять нож! Осторожно стараясь не поскользнуться, вхожу в ледяную воду, переправляясь сквозь водопад. Вода льется на меня, кажется со всех сторон, еще несколько шагов и я выбираюсь на берег. Как же мне холодно! Скидываю, потяжелевший мешок и делаю несколько энергичных приседаний, стараясь, хоть чуточку согреться. Хорошо, хоть сквозняков нет, а то вообще бы околела от холода.

…Ну вот. Приплыли. Я нахожусь в пещере, а река, что текла всю дорогу возле меня, скрывается под камни. И что же мне теперь делать? Нырять? Или идти обратно, разыскивая другую дорогу? Я присаживаюсь на корточки, и тихо плачу от досады.

Опять эти бесконечные тоннели и пещеры, к прочим неудобствам прибавилось еще полное отсутствие воды. Пока, как-то перебиваюсь соком съедаемых насекомых, но что будет дальше, просто не представляю. Все-таки эти места не для человека. А я вообще уже не человек, а так не пойми, что. Но нужно идти и, я иду. Новая напасть, почему-то стало гораздо холоднее, чем было раньше, да и тропа, почему-то все время забирает вверх. Может, я приближаюсь к поверхности? Вот только есть ли выход на эту поверхность?

Сегодня, подвернула ногу. И теперь на нее больно наступить. «Под ноги нужно смотреть, дура!» — Это я себе. А куда тут смотреть если ничего не видно, и пробираешься скорее на ощупь. По наитию. Выходит моё «наитие», меня подвело. Видать и оно устало. Наверное, придется все же одеться, пусть вся одежда изорвется в конец, но хоть немного теплее будет. Хотя, для кого, я ее берегу? Кто сказал, что я выйду отсюда? Прочь такие мысли! Я должна выйти, а значит выйду. Вопрос только когда это будет?

— …Я попал туда еще мальчишкой. Мне не было и семи лет. — Начинает рассказ учитель. — Не знаю, за какие грехи. В общем, мою мать и меня отправили вниз. Там целый город, даже больший, чем наверху. — наставник, как — бы выхватывает отдельные моменты своей жизни, поэтому рассказ его получается несколько сумбурным. И еще видно, что ему очень тяжело вспоминать об этом.

— Мы работали на грибных плантациях. Если скажу весь день, это будет неправильно. Потому, что мы не видели солнечного света, и не знали день на дворе, или ночь. Нас поднимали и, гнали на работу. Сколько времени мы там находились, я не знаю. Помню только, что к концу работы, мы уже не могли стоять на ногах, и с огромным трудом, доползали до камеры, где нас запирали на ночь. Кормили. Вряд ли это можно назвать полноценной едой. Это был пакет из непонятного материала, в котором лежал спрессованный брикет, каких-то растений и небольшая бутыль с водой. Но даже эту еду, приходилось вырывать с боем. Обычно охранники открывали дверь, разгоняли всех по стенам, и на середину комнаты, прямо из принесенного мешка, вываливали кучу пакетов. После того как они выходили из камеры, кто-то из них давал команду и, мы как стая голодных псов налетали, на это «угощение». Пакетов обычно не хватало. И вовсе не из-за того, что кто-то схватил два, нет. Просто, никто из охраны, никогда не считал, сколько нас. Или наоборот, специально давали меньше, что бы наблюдать, как мы делим еду.

Они всегда толпились у дверей, о чем-то спорили, смеялись, в то время, когда мы добывали себе пропитание.

Но даже добытый пакет с едой, нужно было сохранить. Его могли вырвать у тебя из рук, уже после того, как все успокаивалось. Часто бывало так, что мы с мамой ложились спать голодными.

Учитель замолкает, сосредоточенно помешивая похлебку в котелке, и несколько минут о чем-то думает, хмуря брови.

— Эр Барли. Я видел этого, толстого, визгливого и вечно всем недовольного мальчишку. Он приходил всегда со своим отцом, поразительно похожим на него. Уже тогда, он требовал к себе почтения. Помню, как он избил плетью какого-то охранника, только за то, что тот, не добавил к имени, обращение — Эр. Не думаю, что он изменился в лучшую сторону.