Валерий Большаков - Танкист №1. Бей фашистов!

Вот интересно, подумал Репнин, а изменится ли мир хоть на чуточку из-за того, что он вдруг появился здесь и занял место Лавриненко? В принципе, перемены уже наметились, он их воочию видел на заводе «Серп и молот».

Конечно, еще не факт, что танки, «доведенные до ума», запустят в серию. Для этого же надо хотя бы один завод остановить, переналадить… А смежники? Проблем – уйма…

Репнин посмотрел на часы. Проблем, может, и уйма, а вот времени… Впрочем, он еще вполне успевает пообедать в ресторане. В кои веки очутился «на гражданке»! Надо воспользоваться предоставленной возможностью…

Пройти до Кремля, отдать часовому разовый пропуск и оказаться в цитадели советской власти было делом минутным.

А вот и Совнарком, он же Сенат.

Раздевшись и сдав оружие, Репнин прошагал к Свердловскому залу. Именно там происходили награждения.

А в том, что его пригласили именно по этой причине, Репнин не сомневался. Ну, не для того же, чтобы с вождем чайку испить?

В обширном круглом зале было довольно людно. В основном мелькали мундиры военных, хотя и гражданских костюмчиков тоже хватало.

Люди ходили, степенно беседуя или горячо споря, а самые усталые или предусмотрительные занимали кресла перед небольшим подиумом. Церемония близилась…

Репнин друзей и знакомых не искал, поскольку их тут не было и быть не могло, поэтому уселся с краю, продолжая благодушествовать.

Все присутствующие будто только и ждали, когда же он устроится, – всей толпой начали рассаживаться.

Стуки и грюки еще не стихли, а уже раздались аплодисменты – на сцену вышел Михаил Калинин. Седой, с лицом доброго дедушки, в черной шерстяной паре, всесоюзный староста был неотличим от тех фотографий, что помнил Геша.

– Уважаемые товарищи! – сказал Калинин. – Мы собрались здесь в то самое время, когда наша Красная Армия дала отпор немецко-фашистским захватчикам и переходит в наступление. Победы нашего народа в войне обходятся большой кровью, и тем ценней подвиг тех, кто, не жалея сил и собственной жизни, бьет врага на земле, в небесах и на море!

Репнин отвлекся, не слушая «всесоюзного старосту». Он всегда скучал на торжественных мероприятиях и не понимал, что ценного и нужного в многоглаголании «по поводу». Зачем? Чтобы подогреть энтузиазм? Так это такая штука, которая от температуры не зависит – энтузиазм или есть, или его нет. И вам никакими глаголами не поднять в атаку малодушных и ленивых, таких поднимают штыками…

Приглашенные дружно захлопали, и Геннадий понял, что речь отговорена. Калинин стал вызывать представленных к наградам.

Репнина кольнуло беспокойство: фамилия Лавриненко будет где-то в середине списка… И чего ты тревожишься? Награды тут горстями не раздают, орденоносцы редки, ими восхищаются и уважают. До времен, когда престарелые «звездные мальчики» из Политбюро будут вешать друг другу цацки на грудь, страстно лобзая, еще далеко.

И не факт, что те времена вообще наступят.

Будут перемены, будут обязательно. С его стороны выйдет настоящая подлость, если он так и останется скромно стоять в сторонке, колупая ногой песочек.

Вся думающая верхушка, включая Сталина, полагает, что впереди борьба за коммунизм и победа передового строя. Им же невдомек, что Лысый, Бровастый и Меченый откажутся от борьбы, по очереди развалив партию, экономику, весь СССР.

Ни один из них недотягивал до звания вождя – так, глупенькие болтунишки, за поведение и слова которых было стыдно всему народу. Зато сколько было слов, сколько залихватских девизов брошено в массы! То кукурузу сеем чуть ли не в тундре, то утверждаем, что «развит ы й» социализм у нас уже «развит о й», то объявляем дурацкую «перестройку»…

Репнин прекрасно помнил то смутное время, когда заседания Верховного Совета занимали умы и захватывали почище иных реалити-шоу. И почему-то никто из радостных дураков, славивших «ускорение» и «гласность», не задумался даже, а что это за зверь такой – «перестройка»?

Ведь не программа это была, не перечень реформ со сроками, ответственными лицами и средствами, выделенными из бюджета, а просто звонкое слово, девиз, лозунг. Пузырь.

Лопнул пузырь, мыло в глаза попало, щипать стало…

– Дмитрий Федорович Лавриненко!

Репнин встал и прошел на подиум, чувствуя себя, как Геша-пятиклассник на вручении сладкого приза.

– Гвардии старший лейтенант Лавриненко!

– Поздравляю вас, товарищ Лавриненко, – ласково сказал Калинин, передавая две коробочки с орденом Ленина и Золотой Звездой, а также красную грамоту с золотым тиснением – «Герою Советского Союза».

– Служу трудовому народу! [18]– отчеканил Репнин и вернулся на место.

Как он ни бравировал, как ни уверял себя, что спокоен, невозмутим и все такое, а волнение давало себя знать.

Приятное волнение.

Ну, что ж… Теперь надо будет стать дважды Героем. Или трижды. Время у него будет.

Усталость одолевала, и Геннадий решил использовать неожиданную «увольнительную» по полной. Иначе говоря, вернуться в гостиницу и завалиться спать.

В чистой постели… В тишине и покое…

И что с того, что еще семи нет? Больше снов приснится…

Его планы были нарушены самым неожиданным образом – энкавэдэшник в форме майора подошел и сказал:

– Вас хотят видеть.

– Кто?

– Сам.

В этом увесистом слове было столько невыразимого почтения, что сразу становилось ясно, о ком речь.

– Куда идти?

– Я провожу.

Репнин поднялся на второй этаж и выбрался к неприметной двери, за которой открывалась приемная – за тремя столами сидели офицеры, одного из которых Геша узнал опять-таки по старой фотографии. Это был Поскребышев, заведующий сталинской канцелярией, очень спокойный, с круглой головой, обритой налысо, с добрыми глазами и тихим голосом.

– Вас ждут, товарищ Лавриненко, – сказал он негромко и провел Геннадия в следующую комнату, где несли службу еще несколько офицеров. Двоих Репнин узнал – они тогда, в снежном поле, держали его под прицелом.

Аккуратно обыскав Гешу, они пропустили его до заветных дверей. Репнин переступил порог сталинского кабинета.

Иосиф Виссарионович сидел за столом, обложившись папками и сосредоточенно хмуря брови, просматривал документы.

Подняв голову, он улыбнулся и сказал:

– А-а! Наш танкист номер один! Заходите, товарищ Лавриненко.

– Здравствуйте, товарищ Сталин.

– Присаживайтесь…

Покосившись на трубку, набитую табаком, вождь отвернулся от нее.

– Да вы курите, Иосиф Виссарионович, – вырвалось у Геши.

Вождь рассмеялся и взял трубку.

– Ну, раз уж ви дозволяете…

Он медленно, со вкусом раскурил, словно втягивая в себя огонек спички, и выдохнул клуб дыма. Сощурился.