Валерий Большаков - Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего

– Тролль нас сюда занес! – выцедил Олег, утишая бег коня, и спрыгнул с седла, на сырые мхи. – Слезай! Так не проедешь!

Сапоги проваливались в чавкающую землю, и следы тотчас заполнялись водой. А тропинка подвела к самому краю топи, заросшей мхом и осокой, и уперлась в бревенчатые мостки. Вдали их продолжали гати, вязанные из жердин.

– Пошли! Шаг влево, шаг вправо – утопнешь.

– П-понял… Угу… – ответил Пончик слабым голосом.

Мостки под ногами прогибались, и поверх выступала черная жижа. Гать вывела на более-менее сухой островок, заросший осинником и колючим боярышником, а за сухим пятачком снова потянулись мостки, замысловатой кривой проводившей путников меж трясин, зеленевших болотной травой.

– Стой! – негромко скомандовал Олег и прислушался. Увы, погоня не отставала – из-за чахлых осинок и кривых черных дубков доносились приглушенные голоса, звяканье доспехов, звон колокольчиков на лошадиных сбруях. А потом все звуки забил хриплый рев боевого рога.

– Вперед! – велел Олег, закидывая правую руку за плечо и развязывая кожаные завязки на устье ножен, удерживавшие меч.

– Тут сухо! – придушенно крикнул Пончик и перепрыгнул на песчистую опушку леса, где липы и дубы разбились по парам и водили хороводы вкруг маленьких полянок. Под ногами Олега хрустел сухой мох, черно-синими зрачками выглядывали из черничника поспевавшие ягоды.

– За мной! – бросил Сухов, торопливо шагая по еле различимой тропе.

Тропа вывела друзей на лужайку, крапчатую от алых капель земляники, и тут же из-за деревьев вышли десятки людей в кожаных доспехах, накинутых на голые, потные торсы. Пруссы! Их руки сжимали короткие копья и топоры на длинных рукоятках, и все это губительное железо грозило Олегу и Пончику.

Вперед вышел беловолосый, синеглазый парень и выцедил нечто вопросительно-злое.

– Наверное, он спрашивает, кто мы… – предположил Пончик.

– Мы от роду русского! – надменно сказал Олег и махом выхватил меч из-за плеча.

Вся гопа, потрясавшая копьями и секирами, сдвинула кольцо.

Беловолосый поднял руку, утихомиривая товарищей, и резко спросил на корявом русском:

– Что делать сюда?

– Что и туда! – брякнул Сухов. – Вы-то кто?

Беловолосый не имел намерения слушать Олега. Он вытянул руку и сказал прокурорским тоном:

– Вы привели сюда витингсов и слуг криве-кривейте!

– Что ты мелешь? – вскипел Олег, спиною чуя погоню. – Эти гады за нами гонятся!

– Да? – сузил беловолосый глаза. – А за кого такой чести?

– Вот его, – Олег хлопнул по плечу Пончика, – хотели принести в жертву! И мне пришлось убить криве.

– Ты все врешь! – закричал кто-то из толпы. – Перкун покарал бы тебя!

Сухов молча задрал на Шурике рубаху, демонстрируя зловещего вида загогулины, оставленные жрецом-вурскайтом.

– Убедились?

Пруссы стояли как громом пораженные. Беловолосый осторожно подошел к Пончику, тот боязливо отступил. Прусс лизнул указательный палец, медленно протянул его, мазнул по загогулине, смахивавшей на букву «альфа», и понюхал. Лицо его приобрело изумленное выражение.

– Они говорить правда! – воскликнул он.

Пруссы оживились и загомонили, со страхом и почтением взглядывая на Олега, поднявшего руку на слугу Перкуна.

– Кстати, – напомнил Олег, – витингсы рядом! Вы дадите нам пройти или нам пробиваться с боем?

Беловолосый с достоинством поклонился и сказал:

– За вами гнаться криве Нестимор. Он есть мой враг. Этот недостойный слуга богу Перкуну уводить моя девушка! Он будет овладевать Гвилла семь ночей подряд, а на восьмой день принести в жертву. Я собрать друзей, согласные идти со мной. Будь и ты моим другом, рус!

– Да я бы с удовольствием… – Олег шибко потер в затылке. – Но мы спешим в земли вендов с особым поручением…

– Помогать нам! – жарко заговорил беловолосый. – И мы проводить тебя до самая Висла. Друзья мои храбры на войне, но в борьбе со жрецами они так несмелы.

– Ладно! – тряхнул головой Олег. – Если только недолго…

– Не больше один день! – заверил его беловолосый. – Если я не спасать мою Гвиллу сегодня, я потеряю ее навсегда.

– Уговорил! Звать-то тебя как?

– Тормейсо! – слегка поклонился беловолосый.

– А я – Олег! А это…

– Пончик! – расплылся в улыбке Александр Пончев, отвыкший от имени своего.

– Лаво! Васса! – представлялись верные друзья Тормейсо. – Милегдо! Серсил! Явкут!

Тут с развилки дуба бесшумно спрыгнул молодой совсем парень и знаком показал: идут!

Пруссы растаяли среди деревьев. Олег шагнул за гребнистый ствол старого дуба, где притаился Тормейсо.

Витингсы, ведущие коней в поводу, вывернули из-за дуба с развилкой и столпились, поджидая светлейшего криве. Иерархия среди местных жрецов была посложнее, чем у христиан, но если сравнивать в приближении, то криве по силе своей, богатству и власти соответствовал епископу. Все криве носили одинаковые белые пояса, только разной длины – в том и выражались ступени священства. Криве-кривейте обматывал свой пояс вокруг жирной талии сорок девять раз, а простой криве делал всего лишь семь оборотов. А вот и он!

На поляну, окруженный вейделотами в белых повязках, вышел светлейший криве, жрец бога Перкуна. Это был мужчина в возрасте, но не старик, костлявый и рослый. На жреце было длинное белое одеяние, что-то среднее между кафтаном и халатом, а голову прикрывала остроконечная шапка, тоже белая.

– Это криве Нестимор! – процедил Тормейсо и дал отмашку.

Пару секунд ничего не происходило – пруссы готовились напасть разом. И вот, с громовыми криками, вся команда пруссов выскочила из-за деревьев. Тормейсо обогнул дуб слева. Олег свернул вправо, и с ходу почти отсек мечом голову витингсу, стоявшему в прогале между деревьями. Угрызений совести (как же, ударил в спину!) Олег не ощутил. Он понадеялся только, что убитый им витингс приложил свою руку к убийству Крута. По крайней мере он – из них. За зло нельзя платить добром, учил Конфуций. За зло платят по справедливости!

Мгновенная атака удалась – пруссы перебили почти всех витингсов в первые же мгновения боя. Олег сделал второй шаг, ступая на полянку, пошарил глазами, высматривая следующего врага, а… уже все! Баталия кончилась. Виктория!

Пруссы, нарочито громко хохоча и переговариваясь, принялись вязать перепуганных вейделотов. Побросали их на травку и взялись за витингсов, быстро поделив трофейные мечи, в этом времени – предметы первой необходимости, и весьма недешевые.

Ошарашенный криве Нестимор стоял посреди поляны. И без того выпуклые глаза его вылезли еще больше, едва не выпадая из глазниц. А пруссы будто не замечали жреца, идолом торчащего в самом центре места происшествия.

Тормейсо подошел к Нестимору и спросил, сдерживая гнев: