Алекс Войтенко - Сашеньки

Теперь, почти ежедневно, сразу после работы шел в учебный кабинет и на два — три часа, погружался в новые знания. Все-таки имея неплохую базу в узбекском, я довольно быстро начал понимать и разговаривать на арабском языке. Единственное затруднение вызывала каллиграфия. Все же письмо имеет очень сильные различия. Но, даже приходя домой, я выкраивал время для продолжения занятий. Мне это было действительно интересно, а тут меня ожидал еще один сюрприз. Оказывается отец, в совершенстве владел этим языком. И с некоторых пор мы говорили с ним только на арабском. Он же здорово помог мне и, в овладении письменности.

С начала весны, до самого лета, среди руководителей Советского государства прокатилась череда смертей. Первым 3 марта 1979г. ушел из жизни Председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин. С его уходом изменилась вся история, которую я помнил по прошлой жизни. Через неделю после похорон 12 марта 1979 года печать, радио и телевидение СССР сообщили, что "на семьдесят пятом году жизни после непродолжительной тяжелой болезни скончался член Политбюро, секретарь ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Михаил Андреевич Суслов". После пышных похорон, каких не случалось со дня смерти Сталина, был созван внеочередной пленум на котором Секретарем ЦК КПСС был назначен Юрий Владимирович Андропов. Место председателя КГБ СССР занял Виктор Михайлович Чебриков.

А 10 мая этого же года скончался, от сердечного приступа — Первый Секретарь ЦК Компартии Узбекистана Шараф Рашидович Рашидов. Он был похоронен в центре города, неподалеку от бывшей резиденции Константина Романова. В месте захоронения был создан мемориальный комплекс, который стал местом паломничества трудящихся. Хотя по моим сведениям это должно было произойти не раньше чем через три года. На его место, после спешно созданного пленума, был избран Рафик Нишанович Нишанов. Все ждали больших перемен, которые обычно происходят со сменой правителей. А тем более здесь, в республике, сменился не просто глава Узбекистана, а к власти пришел Ташкентский Клан, взамен Самаркандского.

Однако, несмотря на перемены, наш отец, находился в относительно спокойном состоянии. Казалось, что все перемены, и перестановки в МВД и других силовых органах республики его некоим образом не касаются.

В начале июня, отец стал заместителем министра МВД Узбекистана и одновременно начальником милиции республики.

В КГБ, где с недавних пор нес службу я в качестве стажера, а с начала весны младшего оперуполномоченного следственного отдела, тоже произошли изменения. Вначале с горизонта исчез наш с сестрой куратор подполковник Петров Сергей Иванович, после ушел на повышение мой наставник Халилов Нигмат Хакимович, став заместителем начальника следственного отдела. О нас с сестрой будто забыли, не вспоминая ни о нашем присутствии не о поездке в Москву. Но мы не сильно обольщались, понимая, что это временное явление, и о нас обязательно вспомнят.

Так оно и вышло. 15 июля, пришел вызов, и спустя неделю, мы с сестрой вылетели в Москву.

Здесь нас уже встречали. После получения багажа, мы и еще несколько человек с других рейсов, загрузились в поджидавший нас автобус, и выехали из аэропорта Домодедово.

Примерно через сорок минут, мы прибыли в Высшую Школу КГБ, находящуюся на Ленинградском проспекте.

Расселили нас, в пустующих сейчас помещениях общежития школы, ввиду стажировки старших курсов.

На следующий день объявили порядок поступления. Первым делом, все вновь прибывшие, проходили психофизическую и медицинскую комиссию. Причем одно не отделялось от другого. Нечто похожее проходили с полгода назад. Правда на этот раз, все было гораздо проще и быстрее, но проще было только нам с сестрой. Тем не менее, всех нас держали в постоянном напряжении, давая порой совершенно противоположные приказы и распоряжения, причем все их нужно было выполнять незамедлительно. По территории школы, приходилось передвигаться только бегом, достаточно было замедлиться хоть на мгновение, тут же следовал окрик, после которого, могли тебя заставить делать отжимания, или отправить на внеочередной круг, вокруг школы. Причем, во время забега, тебя могли отловить и приказать бежать совершенно противоположную сторону, выполняя, совсем другой приказ. Все это очень выматывало, и некоторые из абитуриентов срывались. За срывом, тут же следовало отчисление. И было неважно, прошел ты комиссию или только собрался это делать.

Нам с сестрой, было несколько проще, хотя бы потому, что мы могли переговариваться с нею. И если один из нас замечал "засаду" то другой тут же знал об этом, стараясь обойти это место. Ночью, даже после отбоя, испытания не заканчивались. Несмотря на то, что многие из поступающих были уже офицерами, здесь, все были поставлены на один уровень, невзирая на звания и все остальное. В любой момент, могли объявить тревогу, или просто тренировку, названною моим бывшим комдивом — "Лягай! Вставай!".

Так продолжалось трое суток. Фактически, за все это время нам удалось поспать не более пяти — шести часов. К концу испытаний начались даже недовольные перешептывания: "Как в спецназ готовят", но любое услышанное недовольство, пресекалось немедленным отчислением.

В итоге, после всех испытаний из более чем восьмисот поступающих, к экзаменам было допущено около семисот.

До начала экзаменов, была проверена и физподготовка. Здесь не было той халявы, которую нам "подарили" при поступлении в Школу Милиции. В забегах на сто и 3000 метров, участвовали все. Правда девушки вместо трех, бежали два километра. И на силовой подготовке, вместо подтягивания и выполнения упражнений "Подъем — переворотом", делали отжимание. Но за это мы вообще не боялись. Любое из этих упражнений, а тем более бега, мы с сестрой проходили с легкостью, все таки более, чем четырнадцать лет занятий спортом, говорят сами за себя.

При сдаче, даже произошел небольшой курьез. Сестра, как раз закончила отжимания, выполнив необходимую норму, и проходила мимо турника, на котором подтягивался один из претендентов. При минимальной норме в двадцать подтягиваний, уже на пятнадцатый, он выходил извиваясь всем телом. Было очень заметно, что если и выполнит норму, то на выполнение Подъема — Переворотом, сил у него уже не останется. Приостановившись, возле него, она с улыбкой досмотрела его усердные выходы к перекладине, и когда он наконец, закончил со своими вихляниями, презрительно бросила: "Слабак!" и собралась уже идти дальше. Но видимо он услышал, и в ответ произнес что-то вроде:

— Сама попробуй, хоть десяток раз подтянуться.

Сестра, презрительно глянула на него и, спросив разрешение у стоящего тут же преподавателя, запрыгнула на турник, не прерываясь, за пару тройку минут выполнила тридцать подтягиваний, а после этого, безо всякой остановки по десять подтягиваний на каждой руке отдельно. Спрыгнув с турника, с улыбкой спросила: