Иван Оченков - Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III

- Папаша Курт, ты, получишь ровно половину от запрошенного, или оставишь его себе.

Покинув ушлого оружейника, я отправился в лазарет навестить раненого Казимира. Впрочем, назвать это заведение лазаретом было сущим преувеличением. Просто довольно большая изба которую заняли пришедшие с поляками монахи-бенедиктинцы и где они в силу своих скромных сил пытались лечить страждущих, недостатка в которых не было. Находившееся неподалеку кладбище намекало, что лекари из монахов так себе, но к моему удивлению Казимир шел на поправку.

- Нам не стоило попадать сюда, ваше высочество, - шепнул он мне с обеспокоенным видом, - меня видели в отряде пана Мухи-Михальского, да и у вас наверняка есть знакомые, с которыми лучше не встречаться.

- Это ты верно говоришь, не стоило, но разве у нас был выбор? - Отозвался я, - и не зови меня высочеством, достаточно будет "господин фон Кирхер", а то услышит кто ненароком. Да у меня есть немало "поклонников" в Речи Посполитой, но вряд ли они меня узнают в этом обличье. Тоже можно сказать и о тебе, будь ты шляхтичем, тебя бы запомнили, а так ты для этих надутых индюков пустое место, что нам только на руку. Поправляйся, а я тем временем все подготовлю, и мы отправимся дальше.

- Вы не бросите меня?

- Нет, не брошу. Одному мне будет не просто выбраться, так что ты мне нужен не меньше чем я тебе. Ну все, мне пора а ты выздоравливай.

Монахи с первого взгляда опознали во мне лютеранина и смотрели не слишком любезно, однако когда я пожертвовал им несколько серебряных монет, моментально переменились и пообещали ходить за Казимиром со всем возможным тщанием.

После лазарета я вернулся в дом пана Храповицкого коего застал в совершенно меланхоличном состоянии.

- Что с вами пан Якуб? - спросил я его. - Неужели какая-то местная красотка лишила вас жизнерадостности?

- О, это вы Иоганн, наслышан о ваших успехах! Вы правы и не правы одновременно мой друг.

- Как это?

- Очень просто, вы неправы предполагая, что я могу увлечься местными, с позволения сказать, красавицами. Однако вы правильно поняли, что я грущу из-за женщины.

- И кто же та прекрасная панна похитившая ваше сердце?

- Вы должны ее знать, если служили у пана Остророга.

- Вы меня интригуете, друг мой, я помню все пушки досточтимого Познаньского воеводы, но, увы мне, мало знаком с окружавшими его дамами. Хотя... святая пятница, а не прекрасная ли панна Марыся причина вашего несчастия?

- А вы знакомы?

- Ну, я не назвал бы это знакомством, панна Марыся вряд ли обратила на меня внимания более чем на какой-нибудь подсвечник освещающий ей путь. Да и то я думаю у подсвечника больше шансов привлечь интерес прекрасной панны.

- О, как вы правы Иоганн, это не женщина, это статуя холодная и прекрасная.

- Постойте, я покинул пана воеводу и не помню хорошенько всех деталей, однако разве ее не выдали замуж?

- О, вы и это знаете, и это вторая причина моей грусти. Ее выдали замуж за моего двоюродного брата и скоро они будут здесь.

- Здесь?

- Ну да, мой кузен получил должность Смоленского каштеляна и скоро прибудет со всей семьей.

- Весьма вам сочувствую, дружище, хотя может оно и к лучшему? Пути господни неисповедимы, а уж образ мыслей женщин, да еще таких красивых, и вовсе непостижим. Возможно все переменится и предмет вашего обожания посмотрит на вас более благосклонно.

- Ваши бы слова да богу в уши, дорогой Иоганн.

- Говорят, у московитов есть такая поговорка: - "на бога надейся, а сам не плошай"!

- Что вы имеете в виду?

- Боже мой, пан Якуб, мне ли учить вас галантности? Подарите даме какую-нибудь милую безделушку, осыпьте ее путь цветами, сочините сонет в ее честь! Держу пари, что ваши старания не останутся незамеченными.

- Вы полагаете?

- Я знаю друг мой.

- Но откуда вы можете это знать, вы ведь так молоды?

- Разумеется, я молод, что мне было бы с этих познаний, будь я стар? Такого рода знания как раз в молодости и необходимы, а в старости все иначе. Безделушка должна быть не милой, а дорогой. Вместо цветов устилать путь придется отрезами шелка, а вместо сонета сочинять завещание.

- Боже мой, какой вы циник!

- Я циник? Да ничуть, просто я реалист. Кстати, а что за человек ваш кузен? Он молод, красив и богат?

- Ну, он действительно богат, хотя и не слишком молод. Не могу сказать, красив или нет, мне неведомы каноны мужской красоты, но в молодости многие дамы были от него без ума.

- И как его зовут?

- Мариан Одзиевский.

- Одзиевский? Я слышал эту фамилию, но не припомню где.

- Очевидно, вы слышали о его неудачном походе в Мекленбург.

- Да-да, что-то припоминаю, один померанский друг мне рассказывал. Он, кажется, попал в плен?

- Да, этот мекленбургский герцог Иоганн-Странник сущий дьявол. Заманил Одзиевского в ловушку своим мнимым миролюбием, а потом окружил вдесятеро превосходящими войсками. Жолнежи Одзиевского стойко оборонялись, но негодяй не иначе по наущению дьявола догадался заранее приготовить пушки и расстрелял из них табор. Мой кузен был тяжело ранен и чудом выжил. К тому же за свободу ему пришлось выплатить немалый выкуп, не говоря уж о том, что репутация его пострадала и ему пришлось отправиться каштеляном в разоренный войной Смоленск.

- А этот герцог малый не промах, не находите? - Засмеялся я, - однако вернемся к прекрасной панне Марысе. Раз ее муж не молод, и как выяснилось, ореола победителя у него нет, так почему бы вам не рискнуть? Вы то, как раз, молоды, красивы и в плену не побывали. Женщины любят победителей, так победите! Кстати, а ужинать мы сегодня будем?

- Ах, как вы несносны Иоганн, опять все свели все к ужину. Удивляюсь, как при таком чревоугодии вы ухитряетесь быть таким худым? К тому же, ваше восхищение этим герцогом, по меньшей мере, странно. Неужели вам и впрямь может быть симпатичен такой человек?

- А почему нет? Он же стрелял в вашего кузена из пушек, а я сам артиллерист и с симпатией отношусь к людям своего сорта. А если вы распорядитесь, подать к столу вашей замечательной старки, то непременно выпью за его здоровье. И как скоро мы удостоимся счастья лицезреть прекрасную пани Марысю?

- Я полагаю через неделю.

- Надо поторапливаться...

- Что вы сказали?

- Я говорю, что если мы не поторопимся это чудесное жаркое остынет. Prozit!

На следующий день я явился к великому гетману и как только он меня принял, обрушил на бедную голову Яна Ходкевича ужасную весть.

- Ваша милость, то как хранится порох совершенно неприемлемо. Бочки свалены без всякого порядка и без должной охраны. Пушкари небрежны и ленивы. Патрули ночью ходят рядом с порохом с зажжёнными факелами. Таким образом, то что до сих пор не случилось какого-нибудь несчастья просто чудо. Учитывая же, что местные жители относятся к полякам не слишком хорошо, а окрестные леса полны злоумышленников, то нет никаких сомнений, что дальнейшее благодушие непременно плохо кончится.