Евгений Бенилов - Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

Станция находилась в нескольких десятках метров от головного вагона — на платформе кишели синие милицейские шинели. Эрик быстро обошел последний вагон — так, чтобы поезд оказался между ним и платформой, — и побежал, спотыкаясь о рельсы, к забору, огораживавшему вокзал.

Ярко светило солнце. В ледяной голубизне неба беззаботно радовались жизни неподвластные развитому коммунизму воробьи. Эрик протиснулся сквозь дыру в заборе на улицу. Привезшая его электричка залязгала межвагонными буферами и медленно поползла к платформе.

Эрик пересек привокзальную площадь и зашагал от железной дороги прочь. Вдоль заснеженного тротуара выстроилась шеренга бабушек, торговавших солеными огурцами, сушеными грибами и семечками. Около входа в кинотеатр бурлила толпа пришедших на дневной сеанс детей и мамаш. Папаши бурлили у гастронома напротив: разбившись на небольшие группы, они оживленно разговаривали за жизнь, иногда поднося к обветренным губам зажатые в мозолистых кулаках граненые стаканы. В открытую дверь магазина входили и выходили люди — жизнь била ключом. Около облезлого памятника Сталину сидела большая уродливая собака и улыбалась проходившим мимо гражданам вне зависимости от их национальности, партийности, пола и возраста.

Эрик прошел до конца главной улицы (упиравшейся в городской парк), повернул налево … и остановился, как вкопанный: метрах в пятидесяти от него стояло кружком несколько милиционеров. В центре кружка размахивал руками офицер в фуражке — видимо, давал указания. Эрик оглянулся — и увидал целое созвездие синих шинелей (часть милиционеров рассыпалась цепью по продолжению улицы, на которой он находился, остальные быстрым шагом заворачивали на улицу, откуда он только что пришел). Действовать надо было немедля: он резко повернулся и шагнул в гостеприимно маячившую слева дверь под вывеской «Шашлычная». «Доблестной милиции — пламенный привет!» — приветствовал его небритый гардеробщик в засаленном форменном пиджаке. «Здравствуйте!» — напряженно отвечал Эрик (сквозь грязное стекло окна было видно, как мимо целеустремленно прошагала стайка милиционеров). «Позвольте вашу шинель, товарищ майор.» — в воздухе запахло вчерашним перегаром. На стене гардероба висело роскошное, в золотой раме зеркало, на середине которого красовался жирный отпечаток чьей-то ладони. Под потолком покачивала бурыми от грязи подвесками хрустальная люстра. Эрик расстегнул портупею с кобурой, снял шинель, нацепил портупею поверх кителя и машинально посмотрелся в зеркало — отпечаток ладони пришелся его отражению точно на щеку, как пощечина. «Евгений Абрамыч! — хрипло заорал гардеробщик в глубину шашлычной, — Принимайте гостя дорогого!!» — он подмигнул Эрику. Из двери выкатился толстый человек в грязном свитере и домашних тапочках: «Доблестной милиции — пламенный привет!» Эрик молча кивнул. «Проходите, товарищ майор! — залебезил толстяк, — Вмиг обслужим … пяти минуток не пройдет.» Он с почестями препроводил Эрика в зал, усадил за лучший столик у окна и умчался, пообещав прислать официантку.

В шашлычной было темно, пыльно и пусто. В углу тихо гуляла компания из трех командировочных джентельменов в обтрепанных костюмах, несвежих белых сорочках и дешевых галстуках. Из двери, ведущей на кухню, струились запахи уксуса, прогорклого жира и подгоревшего мяса. Со стены строго смотрел засиженный мухами Романов-внук. На противоположной стене висел телевизор, показывавший обязательную программу «Воскресный Полдень». Под телевизором располагалась сцена, уставленная зачехленными музыкальными инструментами. Эрик раскрыл лежавшее на столе меню — шашлык по-карски, шашлык по-турецки … он ощутил в желудке болезненный укол голода … сациви, бастурма … Через какое время милиция начнет прочесывать общественные места — кинотеатры, магазины, шашлычные? Он осторожно отодвинул замызганную бархатную портьеру и выглянул на улицу: кирпичная стена дома напротив, три мусорных бака, присыпанная снегом дохлая кошка — окно выходило во двор.

«Выбрали?»

Вздрогнув, Эрик повернулся — перед ним стояла официантка, румяная блондинка лет двадцати пяти. «Что же вы пугаетесь, товарищ майор?… Я вас не съем!» — она дернула пухлым плечом под прозрачной кофточкой. «А вот я бы вас съел!» — с натугой пошутил Эрик. «Ах!… — кокетливо испугалась девица, закрываясь ладошкой, — Сразу видать — мужчина голодный!» Она шагнула вплотную к эрикову стулу (так, чтобы грудь ее оказалась в сантиметре от его носа) и вытащила из кармана кружевного фартука диктофон: «Что заказывать будем?» «Шашлык по-карски.» «И лаваш?» — «И лаваш.» «И зелень?» — «И зелень.» «И бутылочку бордо?» — «И бутылочку бор… а разве у вас есть?» «Для гостя дорогого …» — официантка спрятала диктофон и поплыла на кухню, покачивая сдобными бедрами. Сквозь прозрачную кофточку и полупрозрачную комбинацию было видно, что бюстгальтер глубоко врезался в ее белые бока.

«Когда они придут сюда?» — подумал Эрик. «Один по-карски. — донеслось из недр кухни, — И выбери мясо получше …» — конец предложения утонул в грохоте посуды. «Где можно спрятаться?» — Эрик машинально передвинул уродливую вазочку с пыльными искусственными цветами — так, чтобы та закрыла жирное пятно на скатерти. «Так выпьем же за то …» — поднял тост один из командировочных за столиком в углу. «Как выбраться из этого проклятого города?»

Прошло неопределенное количество единиц времени. Эрик сидел, как на иголках.

«Вот зелень, вот бордо, вот лаваш — закусывайте!… Шашлычок через пять минут будет. — официантка разгрузила поднос, но не ушла. — И как вам наш Громыкск, нравится?» «Очень.» — Эрик налил в бокал вина, отломил кусок лаваша и стал есть. «Наверно после Москвы провинцией кажется?» Он перестал жевать: «Откуда вы знаете, что я из Москвы?» Официантка наклонилась и оперлась локтями на стол, демонстрируя вырез своего бюстгальтера: «Знаю! — она загадочно улыбнулась. — У нас разведка во как поставлена!» Некоторое время они молча смотрели друг на друга. «Мне кажется, что вы меня с кем-то путаете.» «Путаю? — официантка хихикнула, — Вас, пожалуй, спутаешь: майор, молодой, кавказской национальности, только что приехали … ребенок догадается!» Один из командировочных сложил ладони рупором и прицелился в кухонную дверь: «Еще один большой графинчик, девушка!» Эрик осторожно поставил бокал на стол. «Вы присаживайтесь … Можно, я вам налью вина?» «Нам на работе не положено … — официантка замялась, а потом неожиданно выпалила, — Но, если хотите, мы с вами можем куда-нибудь пойти!» — щеки у нее вспыхнули. «Прямо сейчас? — удивился ее рвению Эрик, — Вы же …»; «У заведующего отпрошусь — до вечера настоящей работы все равно не будет …» «А куда мы можем пойти?»; «А куда бы вы хотели? — закокетничала официантка, — В кино?» «Зачем в кино? — ситуация заставляла Эрика играть ва-банк, — К вам!» Из кухни вывалилась толстая неряшливо одетая девка с запотевшим графинчиком в короткой руке и, как утка, засеменила к столику командировочных джентельменов. «Ко мне нельзя, муж дома. — с подкупающей прямотой объяснила официантка, — Опять, поди, с дружками водку трескает, алкаш проклятый! К подруге … — она помолчала, просчитывая какие-то варианты. — Скушаешь шашлык — и пойдем.» «Чего там кушать … пошли сразу! — Эрик глубоко вздохнул, обозначая безумную страсть. — А шашлык можно взять с собой в кастрюльке!» «Давай.» — покорно уступила дама его сердца. Он отодвинул стул и встал. «Триста в год — и ни тонной больше!» — ярился командировочный джентельмен за угловым столиком. «Вино, я думаю, тоже надо прихватить … — Эрик закупорил бутылку лежавшей на столе пробкой, — … и лаваш!» — он с сожалением посмотрел на блюдо с зеленью. Официантка подхватила тарелку с бутылку и лавашом и молча устремилась на кухню. «Подождите! — окликнул ее Эрик, роясь в бумажнике, — Давайте, я за еду заплачу.» «Ты что?! — негодующе обернулась девица, — Неужто я с тебя талоны брать буду?» — она исчезла в проеме двери. «Триста тонн?… Ха-ха-ха!… Да ни в жисть тебе главк такое не утвердит!» — донеслось с углового столика. «Евгений Абрамович, миленький!… меня новый начальник гормилиции на свиданку пригласил!» — донеслось сквозь кухонную дверь. «… что совпадает с мнением большинства евразийских геронтологов.» — донеслось со стены, где висел телевизор.