Евгений Бенилов - Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

Эрик бросился бежать к невысокому, по пояс заборчику, разделявшему этот и соседний дворы. «Стой, стрелять буду!» — раздалось позади, но он не обернулся. В крайнем окне первого этажа дома за забором горел свет — Эрик метнулся вбок (чтобы не попасть на освещенный фон), оперся рукой и перемахнул на ту сторону. Но произошло непредвиденное: земли под ногами не оказалось, освещенное окно умчалось наверх, а он пролетел пять-шесть метров вниз и рухнул в глубокий сугроб. Он не ушибся, даже очки каким-то чудом усидели на носу … Господи, что произошло?!… Эрик огляделся по сторонам: с этой стороны забор оказался намного выше, чем с той … а освещенное окно находилось не на первом, а на втором этаже дома напротив! Он стал поспешно выбираться на проходившую рядом тропинку … но тут что-то просвистало мимо его плеча и, подняв тысячу снежных брызг, вонзилось в сугроб — кэпэгэшник! … действовать немедленно! … правой — по шее ниже уха, левой — в подбородок ниже респиратора … «У-ох-х!» — выдохнул гигиенист и упал лицом в снег.

Эрик выбрался из сугроба, обежал дом и вылетел на ярко освещенную Волхонку. Отряхиваясь на ходу, заставил себя перейти на шаг … спокойнее … медленнее … как нормальный законопослушный гражданин. Группа молодежи весело переговаривалась возле входа в «Дом науки и техники». Пожилая пара медленно шла под руку в сторону Александровского сада. Преодолевая жгучее желание побежать, Эрик расслабленной походкой спустился в метро Кропоткинская, сел в поезд, идущий в сторону Юго-Западной, доехал до Парка Культуры, поднялся на поверхность и поплелся по Садовой в сторону площади Шолохова. Он все еще чувствовал слабость в коленях.

Перспектив видно не было.

И не будет — если не случится чего-нибудь экстраординарного. Если слепое везение не спасет его опять. Если случайные совпадения снова не вывезут из тупика …

Совпадения … обстоятельства … ХВАТИТ! Надеяться на бесконечное везение может только идиот.

Медленно шагая по пустынной Садовой, Эрик думал. Перебирал события сегодняшнего дня. Вспоминал детали. Анализировал слова и поступки столкнувшихся с ним людей. Минут через десять какой-то план действий был готов … довольно рискованный план … но ничего другого придумать он не смог. Он перешел Садовую и поплелся в сторону Парка Культуры, затем свернул на Комсомольский проспект. Дом 25 находился у самой Фрунзенской — с тяжелым сердцем Эрик вошел в подъезд. Стены покрывали неприличные слова и схематические рисунки половых органов. На двери лифта красовалась табличка «Неисправен». Посматривая на номера квартир, Эрик поднялся на пятый этаж и остановился у двери с номером 41. Три раза глубоко вздохнул, не решаясь позвонить. Наконец, нажал кнопку звонка и встал сбоку — так, чтоб его не было видно в глазок.

Несколько секунд было тихо, потом сквозь дверь донеслись легкие шаги. «Кто там?» — спросил резкий женский голос с легким французским прононсом. «Мне нужно поговорить с Гришаней или Вороном.» — громко ответил Эрик. За дверью что-то прошелестело — будто три-четыре человека обменялись быстрыми шепотами. «Нет здесь таких.» — отрезал голос. «Я знаю, что есть! — твердо сказал Эрик, — Позовите Гришаню, пожалуйста!» За дверью опять пошелестело. «А прячешься-то чего? — подозрительно спросила женщина, — Ты уж выйди тогда, дай на себя посмотреть.»

Эрик несколько раз вдохнул и выдохнул воздух.

«Я в милицейской форме. — громко и отчетливо сказал он, — Но я не милиционер.» Он откашлялся и подождал ответа. «Вы слышите?… не милиционер!» Ответом была тишина.

Эрик сделал два шага и встал прямо перед дверью. -

Иногда, сквозь некрепкий сон, Эрик чувствовал, как его неощущающее тело кладут в узкий длинный ящик и накрывают крышкой. (Гроб? Какой абсурд! Ведь он же еще не умер!) Потом раздавался частый стук, будто на ящик падали комья земли, — а минуту спустя Эрик пробуждался. Он пытался сесть … но лишь с размаху ударялся лбом о невидимую в темноте крышку. Он пытался кричать — однако крики затухали в двух метрах почвы, отделявших его губы от поверхности земли. И Эрик (внезапно) понимал, что через три минуты он задохнется, поглотив все молекулы кислорода в замкнутом пространстве ящика.

А наверху, приложив ухо к земле, к его беззвучной агонии внимательно, но без лишних эмоций, прислушивался Человек В Сером Костюме.

В комнате было душно. Свет уличного фонаря падал на стену равнодушным желтым квадратом. Из угла, где стояла кушетка дефективного, раздавался молодецкий храп. Эрик перевернулся на живот и накрыл голову подушкой. Гладкая шелковистая простыня приятно холодила щеку. Под потолком невидимо покачивалась дорогая хрустальная люстра. За стеной, в коридоре неслышно прошелестели чьи-то шаги. Водка, которую Эрику пришлось пить вчера с ворами, пульсировала в висках легким похмельем.

Через пятнадцать минут он перевернулся на спину — сквозь щель под дверью проникали голоса и полоска желтого света. Раздалось звяканье ключей, потом щелкнул замок, и сиплый голос Рябова произнес: «Па-адъем, граждане и товарищи!» Вспыхнул свет. «Чего?… — дефективный подскочил на своей кушетке, оголтело заморгал глазами и громко пукнул, — Ты чего, Гришаня?» Не удостоив его ответом, Рябов вышел из комнаты. Эрик сел на постели и стал одеваться. «Хули он нас в такую рань разбудил?» — с обидой пожаловался дефективный и пукнул еще раз. Эрик застегнул рубашку и направился к выходу из комнаты.

Паркетный пол в коридоре блистал лаком. Изразцовый пол в санузле завораживал красотой узора. Унитаз, раковина и ванна были начищены до самостоятельного свечения. На хромированной батарее висели две пары тончайших декстроновых колготок, белый кружевной бюстгальтер и ажурные трусики с надписью «Dimanche», вышитой на самом интересном месте. Эрик вытерся толстым полотенцем, висевшим рядом с мойкой, и вышел в коридор.

На стене кухни мигало разноцветными огоньками дорогое гексафоническое радио. За покрытым вышитой скатертью столом Рябов и татуированный поедали яичницу с беконом. Из шести развешанных по стенам динамиков лилась «Пионерская зорька». Подруга татуированного — худощавая смазливая девица с коротко стриженными волосами и зелеными ногтями — стояла у плиты, зябко кутаясь в роскошный парчовый халат. В сковородке из огнеупорного стеклопластика скворчала еще одна порция яичницы, на соседней конфорке закипал чайник. На подоконике стояли цветы в вазе из толстого пузырчатого стекла. «Жди, — девица раздраженно изогнула тонкую бровь, — пока званные гости поедят.» Рябов и татуированный с одобрением посмотрели на нее. Отстранив Эрика плечом, в кухню ввалился дефективный и плюхнулся на табуретку: «Что на завтрак, Аннеточка?… р-р-р-эк-к!…» — он рыгнул. «Попрошу без свинства!» — строго сказала девица, протягивая ему тарелку; «Пардон!» — покраснел дефективный. Аннета выскребла из сковородки остатки яичницы, бросила в тарелку кусок хлеба, воткнула вилку и сунула Эрику; «Спасибо.» — тот принял еду и отошел к окну (свободных табуреток за столом не оставалось). «Да смотри, на пол не напачкай!» — с брезгливой гримасой напутствовала его девица и принялась готовить кофе.