Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие

И там, в горнице, тоже повела себя бестолково – не знала, куда сунуться: то ли дверь поплотнее притворить (еще и пожалела, что засова на двери нет), то ли икону завесить, то ли постель разобрать, то ли… и сама не знала. Неуклюжей какой-то сделалась, неловкой и не заметила, как смахнула на пол глиняный светильник. Нагнулась собрать осколки и…

С тех пор у них с Фомой так и повелось – глянет он этаким одновременно и хитрым, и шальным глазом да скажет: «Что-то, Аринушка, в спальне у меня сегодня под ногой хрустнуло… осколок, что ли, какой? Пойти поглядеть…» А она в ответ: «Ой, и правда, глянуть надо, а то наколешь ногу ненароком». Ну, и шли… осколок искать. А если не отвечала… что ж, случается и так, что потерпеть мужу надлежит денек-другой без обид и упреков.

Засов же на той самой двери появился уже на следующий день, и прислуга знала, что соваться к хозяевам, коли заперлись, не след. Даже и свекровь, несмотря на весь свой насквозь вредный характер, в запертую дверь никогда не ломилась, только зыркала потом укоризненно да бормотала что-то себе под нос про любострастие да плотский грех.

Одного лишь так и не смогла понять Аринка – бросает ли Фома ради нее дела, являясь домой в неурочное время, или просто пользуется случаем, когда в делах перерыв образуется? И еще одно: отчего так сладок плотский грех, если творишь его тогда, когда добрым христианам о том и думать невместно?

«Да, порой для такого разговора и слов-то никаких не надо. Мне с Андреем и взгляда единого хватило, только бы позвал. Зачем нам слова? А ведь бабка с матушкой про то же самое говорили, когда учили не в слова вслушиваться, а смотреть. Словами обмануть можно, глазами – никогда. И нет в этом никакой ворожбы – иные сами с возрастом и опытом постигают эту науку, мне просто повезло, что учиться было у кого… Ой!»

Отвлекшаяся было на воспоминания Арина даже вздрогнула от ощущения направленного на нее хитрющего и все понимающего взгляда Ильи. Прямо мороз по коже, будто в щелочку обозный старшина за Ариной подглядывал! Да еще и кончик правого уса теребил – и не сгибом указательного пальца, как это обычно делают мужи, а кончиком мизинца! Ну сущее воплощение соблазна…

Арина уже совсем было собралась сделать строгое выражение лица: «Куда разлетелся, старый козел?», – когда вдруг поняла – не заигрывает обозный старшина, а вразумляет: «Опомнись, молодуха! Куда уплыла мыслями-то, девки же смотрят!»

– Гм… дядька Илья, но интерес-то умственный не только в этом?

– Правда твоя, Аринушка, не только в этом. Вот вы, девоньки, сейчас на наставника Алексея дружно уставились… Да видел я, видел, нечего мне тут! Уставились, значить, только что дырок не проглядели, а представьте себе, что вы с ним… хе-хе… где-то в укромном уголке уединились. Ну, вот блажь на него такая снизошла… или бес попутал, и захотелось ему с кем-то из вас… ну, не то чтобы совсем уж согрешить, а так – полюбезничать слегка.

Илья искоса, но пристально оглядел каждую из девиц, все так же теребя мизинцем ус. Глаза у девок тут же порскнули в разные стороны, будто вспугнутая стая воробьев – у кого вниз, у кого в стороны; а румянец-то! а руки-то засуетились!..

– Хе-хе, вот так-то, девоньки! И это только вы всего лишь вообразили, а если бы на самом деле? Хе-хе… а ну-ка, думайте! – Илья вдруг будто хлестнул девиц голосом. – О чем беседовать с ним в таком разе станете? Ну! О чем? Что скажете, чтобы мужу зрелому с вами говорить интересно было, какие слова найдете, дабы дурами распоследними не выставиться?

«Ох, Господи, Царица Небесная, вот это и называется «столбняк»! У Аньки даже рот буквой «О» сделался!»

– Да-а, девицы красные, вот тут-то у вас и прореха с ворота величиной. Хоть обозом въезжай! Нечего вам зрелому мужу поведать! Ну разве что сплетни бабьи перескажете али на отроков наябедничаете. И так ему это будет интересно, так завлекательно, ну, прям, счастье неизъяснимое свалилось!

Нет, он-то, конечно же, вам расскажет… Такое расскажет, что варежку до колен раззявите, однако… бойтесь этого пуще всего! Да, бойтесь! Ибо, ежели зрелый муж, с вами наедине оставшись, не дает разговору угаснуть, а наоборот, делает его для вас увлекательным, беспомощности вашей в беседе не замечая – тенета он плетет! Как зверь лютый с подранком играет перед тем, как убить, так и он словесными узорами вас обольщает, дабы в соблазн ввести. Бойтесь и помните, что я вам сейчас сказал, каждодневно и ежечасно: беспомощны вы пока против красноречия такого!

И не дуйтесь на старших, что надзирают за вами – берегут они вас от беды, берегут! Знают про эту вашу беспомощность и берегут! А то… наставника-то Глеба все знаете? Знаете! А есть еще у нас Лукашик Гусляр. Тот вроде бы поутих как-то в последнее время… А еще есть Оська Ботало. И не глядите, что Оська уже в годах – мне, почитай, ровесник: он, чем старше становится, тем больше его на девичью сласть ведет… Убьют его когда-нибудь за распутство, вот помяните мое слово, не помрет своей смертью…

М-да, ну, это я так, к слову… хотя и к делу тоже. Ну не о чем вам со зрелым мужем беседовать, и, опять же, не по глупости, а оттого, что живете еще мало, видели мало, мыслей думали мало – вот почему. А ежели сказать вам нечего, и мыслей путных в голове у вас нет, то что зрелого мужа в вас заинтересует? Да только то, что под подолом! И что ж, лестно вам от того, что для него вы не человек, а только п… с глазами? А ну, не дергаться мне тут! Хотели науки – вот вам! А в науке все своими именами называется, и никак иначе! Ишь, благонравию они меня учить будут… свиристелки!

«А Фома-то каким рассказчиком был… Ведь заслушивалась, про все забывала! Тоже соблазнял? Зачем? Женаты же были. И ни разу не сказал: «Закрой рот, дура, да сама чего-нибудь поведай». Вроде как в радость ему было жену разными байками развлекать. Хотя…»

Был случай – один из приятелей Фомы, не зная, что Арина их слышит, принялся рассуждать в подпитии про то, что девку, как бы хороша она ни была, еще и приохотить к «этому делу» надо суметь. Фома в ответ только посмеивался, да… но и соглашался с этим. Так ведь и приохотил, чего уж там. Еще как приохотил! Но не для того же только он молодую жену разговорами-то развлекал? Хотя и без разговоров тех как-то не так, наверное, было бы. Потом только она поняла, что общение словесное – это необходимое дополнение к общению плотскому. Как она тогда поразилась собственному открытию! Не грех плотский, не совокупление, а именно общение! Это и есть то главное, чему научил ее Фома.

– Вот, девоньки, и выходит, что соваться вам к зрелым мужам не след, чревато может статься. С отроками же все как раз наоборот! Ну, чего, чего носами-то закрутили? Ах, глупые, ах неловкие, ах, только об одном и думают? А вот и нет! Им в вас ВСЕ интересно! Все: и слова, и мысли, и плоть – куда ж без нее-то? Кровь-то молодая играет! Однако ж, НЕ ТОЛЬКО плоть! Они же про вас ничего толком не знают, как и вы про них. Ведь совсем же недавно вы друг на друга иными глазами смотреть стали: они на вас – мужеским взглядом, а вы на них – женским. Вот тут бы и побеседовать… хе-хе, то-то вас так на посиделки тянет. Ага, тянет! Только и там вы все больше кукситесь да помалкиваете, а зря! Отроки для вас – собеседники в самый раз! Не знаете, о чем разговаривать с отроками? Не-а, знаете! Знаете, знаете, только не догадываетесь, хе-хе! Есть у вас для них два совершенно беспроигрышных разговора. Первый, значить… хотя, нет. Давайте-ка так.