Александр Логачев - По лезвию катаны

Странный был человек этот Тибетец: все время проводил в своей келье, появлялся на людях только на общих медитациях в храме и на трапезах. Или если кому-то требовалась врачебная помощь. Он ни с кем не общался… ну, разве что по необходимости, например, дать указания по лечению. Лечение людей — это был, так сказать, его долг монастырского послушника. Лечил он, главным образом, иглоукалыванием, и эффективность этого лечения Артем испытал на себе. Высокая эффективность, чего уж там.

Тибетец ничего о себе монахам за несколько лет пребывания в монастыре не рассказал — ни кто он, ни чем раньше занимался, ни как попал в монастырь. Действительно ли он с Тибета или просто выдумал себе такое прозвище. А если и вправду с Тибета, то как давно он оттуда и как его занесло в страну Ямато? А никто его, заметьте, и не принуждал исповедоваться. Тут, прямо как в российских тюрьмах, никто ни к кому в душу не лез. Захочешь — сам расскажешь. Не лезли в душу и к Артему. И это ему нравилось.

Кстати, не кому-нибудь, а Тибетцу Артем был обязан еще одним, прямо сказать, неоднозначным… приобретением. Не сразу после того, как он очнулся (сразу он был настолько слаб, что ему было не до мелких неприятных ощущений), а несколько погодя Артем обратил внимание, что как-то странно пощипывает левое плечо. Высвободив руку из рукава куртки-косодэ, глянул на плечо и, выражаясь неподобающим святой обители образом, охренел.

Его плечо украшала татуировка, какой там отродясь не было, как, впрочем, и любой другой. На плече поселился длинноусый, с чешуйчатым туловищем дракон, повернувшийся мордой к хвосту. Одно утешение — исполнено довольно красиво.

Законный вопрос «Что это такое?» Артем адресовал Поводырю — тому человеку, которого специально выделили Артему в качестве опекуна, куратора и гида в одном лице. Поводырь сказал, что может лишь повторить слова Тибетца: «Я вижу, что белый человек находится под покровительством Бьяку-Рю [17]. Он висит над пропастью, висит между . Я хочу призвать Белого Дракона, пусть он ему поможет». После чего Тибетец и наколол пациенту дракона на плечо.

В общем, понятно, что навело Тибетца на мысль о Белом Драконе — покровителе белого человека. Оказывается, Хидейоши не бросил трико возле дерева, под которым они отдыхали на пути в монастырь, а захватил с собой, видимо, решив, что народная гайдзинская одежда дорога гайдзину как память о былом. В драконе, вышитом на спине трико, Тибетцу как пить дать и примерещился Бьяку-Рю. Это навело Тибетца на мысль о татуировке — других объяснений вроде бы не просматривалось.

В ответ на вопрос: «А нельзя ли Тибетца порасспросить подробней, что к чему и зачем?», Артем услышал от Поводыря, что нельзя — Тибетец никогда ни на чьи вопросы не отвечает. Он говорит лишь то, что сам считает нужным сказать, и тогда, когда это считает нужным. «Хорошо устроился, — подумал Артем. — Ладно… Что бы мне ни наплел этот Тибетец, все равно татуировку уже не выведешь, так и так придется с нею жить, ну, и стоит ли дальше ломать голову, что да отчего? Может, следует просто сказать спасибо тибетскому другу, что не воспользовался беспомощностью и не изрисовал с ног до головы, допустим, куполами тибетских храмов, а руки — буддийскими перстнями? И надеяться, что ничего дурного, кроме хорошего, эта наколка, по японским понятиям, не означает».

Чтобы удостовериться в последнем, Артем порасспросил Поводыря о Белом Драконе. Дескать, что за чудище такое?

Оказалось, Белый Дракон — весьма могущественное создание, почитаемое не только в Японии, но и в Китае, Корее, на Тибете и даже среди айнов. Связанных с ним легенд не перечесть. Бьяку-Рю настолько велик и ужасен, что его изображают обычно простым квадратом, без всяких деталей.

— Тибетец мог бы просто нанести квадрат на твое плечо, — сказал Поводырь. — Но вероятно, увидев на твоей одежде полное изображение Белого Дракона, он решил, что ты не страшишься Бьяку-Рю. А раз не страшишься — значит, он твой покровитель. Раз он твой покровитель — надо чем-то угодить ему и тем привлечь его внимание к человеческому существу, нуждающемуся в помощи, то есть к тебе.

— Так Белый Дракон хороший или плохой? — спросил Артем.

Поводырь пожал плечами:

— Он выше наших суждений о добре и зле.

Артем не стал больше ни о чем расспрашивать. В конце концов, тату так тату, дракон так дракон. Артем в эти дни пребывал в благодушном настроении. Наверное, оттого, что в монастыре ему откровенно нравилось. Места хорошие, воздух целебный. Благолепие и благодать, душой отдыхаешь. Здесь всегда тишина и покой, что как нельзя лучше настраивает на мысли о вечном. Монахи — народ не шумный, а посторонние тут толпами не ходят, да и вообще посторонние тут — редкие гости. (Ближайший населенный пункт расположен в десяти ри от монастыря. Это деревенька, одна из тех, что находится на монастырских землях и платит монастырю за аренду земли.)

И никто в монастыре тебя не называет гайдзином, да и как-то иначе не пытается оскорбить и уж тем более не пытается убить. А яма-буси утверждали, что они-де единственные люди в стране Ямато, кто способен относиться к гайдзину без враждебности. «Хотя, друг мой, — сам себе возражал Артем, — еще неизвестно, как отнеслись бы к тебе монахи, если бы не Хидейоши». Хидейоши, как уяснил Артем, аккуратно порасспросив своего Поводыря, в хороших отношениях с настоятелем, потому что тот в плохих отношениях с Нобунага. Как сплошь и рядом бывает, общая ненависть людей объединяет.

Ну, как бы там ни было, а Артем ничего не имел против того, чтобы задержаться в монастыре. Во-первых, вряд ли сыщется место лучше этого, где он сможет окончательно оправиться от ран, во-вторых, здесь он наберется всяческих нужных и полезных сведений об этой самой Японии, да и не только о ней, а обо всех соседних странах и народах. Монахи — народ грамотный, к тому же в монастырь нет-нет да и наведывались паломники, причем не только из разных уголков Японии, но также из Кореи, а случалось, и из того же Китая. Китай, понятное дело, особенно интересовал Артема.

Один существенный пробел в знаниях, напрямую связанных с Китаем, Артем как раз сейчас и заполнял. И он уже был на пороге разрешения вопроса, весьма его интересовавшего и волновавшего, а именно — который сейчас год?

Подсказка пришла из сна. (Артем все же склонялся к тому, что пригрезившиеся ему в забытьи картинки с участием профессоров, докторов и самого себя в виде трупа — не что иное, как сон. Слишком уж вычурно и многоумно для нормальных людей разговаривали персонажи сновидения. Да и профессор китайский был какой-то уж очень ненатуральный, вот и говорил без малейшего акцента. Игра спящего ума — все эти призраки и подглядывания в щелочку через века, не более.)