Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись

Потные пальцы стиснули ее предплечье. Она быстро взглянула, кто же это, и встретила злорадный взгляд блестящих глаз Тиудиберта. Другую руку он засунул между ее бедер. Толстыми ногтями он царапал ей кожу и пальцами щипал нежную внутреннюю плоть половых губ.

Аш содрогнулась от отвращения, посмотрела на Альдерика и покраснела от унижения — придется обратиться за помощью. Она хотела быстро отвести руку назад, схватить Тиудиберта за запястье и дернуть вниз, так чтобы разбить его локоть о свое колено, но не могла шевельнуться: слишком много рук вцепились в нее и крепко держали.

Откуда ему знать, ведь у меня нет живота! И в любом случае я похудела, потому что есть невозможно, тошнит. Может, он меня изнасилует, тогда решится эта проблема, и я еще буду благодарна этому сукину сыну…

— Это еще не гавань, — проскрипел Тиудиберт, — вон то — гавань.

Аш уставилась вперед. Только это она и могла сделать. Гребцы проводили их корабль через скопище малых судов и средних рыбачьих лодок и галеонов. Теперь перед ними открылись четыре больших залива с черной водой, повсюду стояли корабли.

Эти части гавани разделялись голыми каменными мысами. А дальше, выше гавани, в темноте — она с изумлением переводила взгляд — последовательно: казарма, форт, черное здание без окон… и на мертвом якоре вдоль причала большие триремы, и галеры, и военные корабли под черными вымпелами.

Повсюду, куда ни падал взгляд, суетились тысячи людей: поднимали паруса на кораблях, спускали сверху на причал вспомогательные двигатели у входа в первый открывшийся перед Аш залив; зажигали дополнительные фонари на мачтах, окликали друг друга, загружали ящики на галеоны. С высокого голого утеса, высотой не менее ста пятидесяти футов, на обзорной площадке толпились и смотрели вниз не менее дюжины женщин, лица которых были закрыты паранджой.

А если я заору «На помощь!», кто придет?

Да никто.

До нее донесся запах пряностей, навоза и чего-то незнакомого; чего-то тут неуместного…

Аш выгнулась всем телом. Ее крепко удерживали солдаты, каждый — выше ее и сильнее; подталкивали своими теплыми жесткими, увешанными оружием телами. Ее передернуло от холода: она была не обута, а они все в сапогах. От страха у нее ком подкатил к горлу. Она расслабила бедра и колени. Во рту у нее пересохло.

Значит, все-таки мы добрались. За то время, пока плыли, что угодно могло случиться: и плыть могли не обязательно сюда, и сбежать я могла, все как-то не верилось, что все-таки окажемся здесь…

Что угодно бы отдала за оружие и хоть бы дюжину бойцов…

Она так вспотела, что у взмокшего солдата, державшего ее, пальцы скользили по ее телу. Он был в кольчуге, у пояса висел меч; но главное — с ним было восемь коллег и командир, которому стоило закричать, и с доков и складов набежала бы сотня других солдат.

— Трепливая сука больше не треплется? — прошептали ей в ухо. Его дыхание пахло сладкой рисовой кашей; у нее горло перехватило от отвращения.

От осознания, что насилие и увечье возможны и даже вероятны, у нее запульсировал низ живота. Все внутри в ней страшно похолодело. По рукам побежали мурашки. Она смотрела на неумолимо приближающийся пирс.

От страха пересохло во рту, все тело напряглось, до крайности были взвинчены нервы. И она узнала запах, который ее неприятно поразил, — так пахнет колючий и холодный ветер, обжигающий ноздри. В горах Швейцарии такой ветер сказал бы ей, что близится снегопад.

Из гавани внезапно налетел шквал влажного ветра.

Холодные капли дождя со снегом, как иголочками, стали колоть ее лицо в шрамах и голые ноги, торчавшие из-под рубахи.

Весла были подняты из воды, с кормы и носа сбросили канаты, и причальные рабочие подтянули их к пирсу. Деревянный борт стал тереться о каменный причал. Галера причалила в полынье льда, образовавшегося у подножия причала, пеньковые канаты натянулись и почти трещали.

Назир врезал ей кулаком по почкам и толкнул вперед, в стадо других пленников корабля. Аш споткнулась. Она полетела лицом вперед и стала падать прямо на трап, но удержалась, ухватившись руками за каменные ступени, ведущие на причал. Первые настоящие снежинки таяли под ее ладонями. Сапогом ее ударили по ребрам. Она ощутила запах своей блевотины.

— Дерьмо! — она сухо всхлипнула.

Нечего скрывать от себя правду. Я действительно слышу Голос. И я слышала ее Голос. Тот же самый. Они этого не знают, но они правы. Все правильно. Им нужна именно я.

И что будет со мной теперь, когда они начнут это выяснять?

От пристани они поднимались по ступеням, шли по крутым, узким, прямым, как по линейке выстроенным улицам, по обе стороны которых рядами стояли здания, окна за железными ставнями; улицы освещены фонарями с греческим огнем, note 115изготовленными из стали и стекла; и все это время солдаты — визиготы держали ее отдельно от других пленников.

Рассматривать город было некогда. Она спотыкалась, цепляясь босыми ногами за вымощенную улицу, ощущая у себя под мышками чужие руки, крепко удерживающие ее. Когда они подошли к массивной каменной арке, послышалось звяканье доспехов стражи — это были ворота в Цитадель, прорезанные в толстой стене, стена шла далеко в обход холма, насколько можно было судить при этом освещении. Стена была очень высокой, что там за ней — совсем не было видно.

Других пленников с корабля повели в город мимо ворот, ведущих в Цитадель.

— Что? — Аш, спотыкаясь, повернула голову. Ариф Альдерик что-то говорил ей. Двое солдат протащили мимо старуху, молодого толстяка и более пожилого мужчину. Солдаты окружили их плотным кольцом.

За арочным входом начинался туннель в оборонительной стене длиной добрых двадцать ярдов. В темноте она потеряла точку опоры. Тиудиберт поднял ее на ноги, с удовольствием непристойно выругавшись. Она налетела на другую стену — туннель не был освещен. В лицо ей дунул ледяной ветер. Она поняла, что они уже не в туннеле, а в более узком переулке.

В зданиях по обе стороны переулка не было окон.

Люди Альдерика зажгли обычные фонари — на железных крюках — и подняли их кверху. Теперь по стенам узкого переулка заметались их тени. Улица? Переулок? Аш искоса поглядывала по сторонам. В темном небе гасли последние звезды, значит, они еще на улице. Резкий удар кулаком в спину подтолкнул ее вперед.

Они миновали черную дверь, заколоченную семью толстыми железными брусами. Через тридцать ярдов — еще такая же дверь. Не было ни одного деревянного здания или мазанки; все дома — каменные без окон. Они свернули за угол, еще и еще раз; шли, все время сворачивая в темные переулки; над головами у них было безжалостное черное дневное небо.

Спотыкаясь, Аш обхватила себя руками. Она и раньше не могла унять дрожи, мерзла в своей рубахе из тонкого льна, но сейчас холод стал просто невыносимым: мерзли ее загрубевшие босые ступни на булыжниках мостовой; от холода побелели пальцы, в воздухе вился пар дыхания.