Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись

Аш расслабилась на пуховой перине. Белый потолок, медленно покачиваясь, вращался перед глазами. Рот наполнился кислой слюной, она сглотнула. Так хорошо было растянуться всем телом на мягком, что она глубоко вздохнула и зажмурилась.

— Не спорю. Какое-то время не смогу. Потом снова поверю. Слишком хорошо мы знаем друг друга. Как она там сказала? Если ты вздумаешь уйти, я тебя и в самом деле кастрирую. Мы сейчас по маковку в дерьме, и надо с ним разобраться.

Роберт удобно устроил ее в постели. Опыта обращения с ранеными ему было не занимать. Аш открыла глаза. Он сидел, задумавшись, на краешке кровати и вдруг недоуменно нахмурился:

— «Она»?

— О! Это ведь не она сказала? Ну конечно, не монахиня! Он! Это Флориан.

Роберт рассеянно согласился. Он сидел, широко раскинув руки, опираясь на ладони, занимая собой чуть не всю кровать — так по-ансельмовски, что Аш невольно усмехнулась.

— Не то у нас положение, чтобы в чем-то быть уверенными, верно? Возвращайся к отряду и принимай командование.

Если сумеешь, значит, они в тебя верят по-прежнему. А я, как сумею стоять на ногах не опрокидываясь, начну разбираться, что нам делать дальше. Вряд ли у нас будет много времени на размышления.

Роберт коротко кивнул и поднялся. Аш вдруг почувствовала себя брошенной. В висках билась боль. Она заговорила, стараясь удержать его еще ненадолго:

— Мы же просто смылись, как оттраханные. Здесь, в герцогстве, у нас нет контракта. Чуть ошибись, и ребята начнут дезертировать пачками… Если ты мне просрешь отряд, я тебе такое устрою… — слабо пригрозила она.

Роберт посмотрел на нее с высоты своего роста.

—Все будет в порядке. Но в следующий раз, — он перекрестился на дверь кельи, — не шляйся без шлема, женщина! Аш ответила ему жестом, подхваченным в Италии:

— В следующий раз не забудь захватить для меня шлем! Ансельм остановился на пороге:

— Что сказала тебе Фарис?

Страх ударил ее под ложечку, затопил все тело. Аш улыбнулась, сама почувствовала фальшь и, позволив лицу принять совершенно искреннее выражение отчаяния, прохрипела:

— Не сейчас. После. Пусть Годфри притащит сюда свою задницу. Он мне нужен.

Боль, отступившая было, вернулась, вспыхнула, забилась толчками, выбивая из глаз слезы. Она больше не замечала, что творилось вокруг, увидела только поднесенную к губам чашку и, почувствовав запах вина, настоянного на травах, жадно глотнула, а потом лежала, шепча молитвы, пока — очень нескоро — не пришел тревожный сон.

Проспать удалось не больше часа.

Голова раскалывалась. Аш замерла, дрожа и обливаясь холодным потом, и только тихо проклинала лекаря каждый раз, как Флора появлялась в поле ее зрения. Свет начал меркнуть. Она была уверена, что причиной тому только боль, пылавшая под черепом. Мужской голос то и дело уверял, что просто смеркается, солнце зашло, ночь, луна ушла, но она металась на горячей постели, клыки боли рвали виски, Аш вбила себе в рот кулак, раздирая зубами кожу на костяшках. Когда не удавалось сдержать крика, когда боль становилась невыносимой, агония уносила ее в знакомые области, где царили беспомощность и ужас, от которого нельзя скрыться. Это продолжалось мгновение, потом она возвращалась и в то же мгновение забывала: знала, что помнит, но не знала, о чем.

— Лев… — Мольба застревала в пылающем горле. — Ради святого Гавейна… ради Часовни… Молчание.

— Тише, маленькая, — утешал чей-то шепот, — тише, тише…

Тем же застревающим в горле хрипом она выкрикнула:

— Ты, машина долбаная! Отвечай! Голем…

— Не сформулирована задача. Решение невозможно.

Голос в глубине души, бесстрастный, как всегда. Ни хищник, ни святой…

Боль рвала каждую клеточку тела, она шепнула в отчаянии:

— О, дерьмо!

Голос Роберта Ансельма произнес:

— Дай ей еще той дряни. Ради Бога, парень, не умрет же она от этого.

Флора немедленно рявкнула:

— Ты лучше знаешь, да? Тогда сам и лечи!

— Нет, я только…

— Тогда заткнись. Я не собираюсь ее терять!

Только проснувшись, Аш поняла, что спала. Предрассветный полумрак окрасил квадрат окна перед глазами в серое. Аш застонала. Ладони в ледяном поту. Простыни воняют. Она шевельнула плечом, почувствовала прикосновение шерсти к щеке и поняла, что лежит одетая. Кто-то позаботился распустить шнуровку, чтобы одежда не затрудняла дыхание. При малейшем движении, при каждом вдохе в череп вонзались иглы боли.

— Кажется, я поправляюсь — мне больно.

— Что? — Над ней выросла и склонилась тень. Холодный рассвет осветил фигуру Флоры дель Гиз. — Ты что-то сказала?

— Я сказала, что, должно быть, поправляюсь, начинает болеть, — услышала Аш свой задыхающийся голос. Флора поднесла к ее губам знакомую чашку. Аш выпила, пролив половину на желтые простыни.

Странный звук. Она сосредоточилась и сообразила: кто-то скребется в дверь. Флора не успела ответить — вошел человек с железным дырчатым фонарем в руках. Аш отвернула голову от пронзительного света. От боли, отозвавшейся на это движение, прервалось дыхание. Она осторожно скосила взгляд, прикрыв глаза ресницами.

— А, это ты, — пробормотала Аш, узнав вошедшего. — Не знаю, на что сестры жалуются — хренов монастырь так и кишит мужиками.

— Я священник, детка, — смиренно возразил Годфри Максимиллиан.

— Боже милосердный, неужто я так плоха?

— Уже нет, — Флора потрепала ее по плечу. Аш удержалась от крика. Хирург добавила: — Ты вчера слишком много трудилась. Сегодня не выйдет. Все та же длинная скучная история. Она тебе никогда не нравилась. История о том, как капитан пытается подняться на ноги раньше, чем следует. Припоминаешь?

— Помню. Кажется… — Аш мимолетно ухмыльнулась в ответ на улыбку высокой золотоволосой женщины. — И мне уже скучно.

Что-то в прищуре лекаря заставило Аш заподозрить, что не будь она так больна, схлопотала бы хорошую затрещину. «Похоже, я и впрямь плоха!»

— Я привел тебе гостью, — сообщил Годфри. Флора обожгла его взглядом, и он укоризненно вскинул ладонь с толстыми пальцами. — Я знаю, что делаю. Она очень хотела повстречаться с Аш, но должна покинуть монастырь этим же утром. Я сказал, что она может зайти поговорить на несколько минут.

Флора с сомнением смотрела на него через голову Аш. Разрастающийся свет выявил черты бородатого лица священника и сухое лицо человека, в котором нелегко было признать женщину. Аш лежала и слушала.

Годфри говорил:

— Ты ведь тоже меня знаешь, Фл… дитя мое. Тебе, кажется, уже приходилось убеждаться, что я неплохо знаю свое ремесло.

— Какое там ремесло, — проворчала лекарь. — Шарлатанство на потребу невежд. Ладно, Годфри, веди свою гостью.

Аш сделала попытку сесть прямо. Флора опустила фонарь на пол, чтобы свет не бил в глаза. За окном подал голос дрозд, ему отозвался другой, малиновка… и вдруг рассветное небо огласилось пронзительным птичьим хором. Каждая нота шипом втыкалась в голову.