Андрей Валентинов - Ола

Про то, что с Доном Саладо осторожность требуется, я сеньору Рохасу сразу же поведал – от греха. Не удивился он даже – сказал, что еще прошлым вечером о чем-то таком догадался. Уж больно Дон Саладо горячо про Ланчелоте всяких говорил.

– Чему же удивляться, сеньор, – заметил лисенсиат, меня выслушав. – Увы, невежество все еще царит в нашей славной Кастилии. На цепь! Какая дикость! Если и нужна в случае этом цепь, то совсем иная – цепь системы…

Очень мне это слово отчего-то не понравилось. Система, понимаешь!

– Лечение оной болезни нелегко, но все же возможно. И пользуясь тем, что волею случая оказался я в вашей компании…

Щелкнул толстячок пальцами, усиками своими дернул.

– А что? Болезни такие приходилось мне изучать в городе Париже…

И аж глазами заблистал! Смолчал я, но отчего-то не захотелось мне, чтобы сеньор Рохас моего идальго пользовал. Ну никак не захотелось.

Нет, не дам сажать я рыцаря на цепь! И кровь пускать не дам, и пиявки тоже.

Система! Придумал, умник!

А лисенсиат вновь в задумчивость впал, пальчиками своими крутить начал. Мне даже любопытно стало. Ну, ладно, система системой, а где в этакой глуши он аптеку найдет?

Обошлось, однако, без аптеки.

На ближайшем привале (Куло мой опять заартачился, Задница!) сели в теньке на холмике, я уж и плащ на траву постелил – отдохнуть чуток. Но не тут-то было! Достал сеньор Рохас из вьюка бумагу, а к ней лаписьеро [31] [31] Лаписьеро – карандаш. свинцовый. И окуляры на нос нацепил. Тут уж и Дон Саладо заинтересовался.

– Не собираетесь ли вы, сеньор, снимать с кого из нас парсуну? Смею вам заметить, что слава моя, увы, пока не такова, чтоб мог я сей чести удостоиться.

– Отнюдь, – ответствовал лисенсиат. – Да и не мастер я насчет парсун. А давайте-ка, сеньор Саладо, пейзаж нарисуем, сиречь местности этой изображение. С вашей помощью. Итак, что вы видите?

– Гм-м…

Оглядел мой рыцарь окрестности, даже ладонь ко лбу приставил. От солнца.

– А вижу я перед собой горы, слева же – замок, а справа вроде как пещера…

– Вот и славно!

Р-р-раз – и забегал свинец по бумаге. Вот и замок, вот и пещера. И горы, конечно. А толстячок все уточняет: сколько у замка башен да насколько горы высоки.

Вот и готово. Поглядел Дон Саладо, одобрил. Точь-в-точь!

– А теперь, сеньоры…

И вновь – свинцом по бумаге. Бегло так, позавидовал я даже.

– Вот, извольте сравнить, Дон Саладо. Не видите ли вы некую разницу?

А что там видеть-то? Второй-то рисунок правильный. Ни гор на нем, ни замка. Холмики, овцы вокруг, домишко скособоченный.

Все как есть.

Задумался мой идальго, бороду мочальную кулаками подпер.

– Понял я, сеньор, и увидел, конечно же, различие. На втором рисунке изобразить вы изволили то, что вам отсюда видно, на первом же…

Не договорил, вздохнул грустно, голову понурил.

– Или не знаю я, сеньоры, что почитают меня всюду безумцем? Но что делать, ежели все органы чувств говорят мне одно и то же? Если бы только зрение, но ведь и слух, и обоняние даже…

– Логика! – вставил я, наш с рыцарем разговор вспомнив. И не только разговор, но и меч пощербленный.

А может, не все так просто?

Лисенсиат, как про логику услыхал, даже крякнул. Поползли вверх брови вместе с окулярами, еле-еле на лбу удержались.

– Однако же, сеньор Саладо, должны вы согласиться, что все прочие видят и чувствуют иначе!

И дернуло тут меня за язык!

– Отчего же все, сеньор лисенсиат? Или мы с вами этих «всех» считали? Мир велик, а мы и треть Кастилии не объехали. Может, за морем где-то или за Пиренеями видят так же, как Дон Саладо?

…На Сицилии, например. Там уж точно на каждом шагу – драконы с людоедами!

На этот раз толстячок запыхтел, на меня воззрился гневно. За то, что я его систему порушил.

– Но, может, Дон Саладо, для начала так поступим: вы о том, что видите, нам говорите, однако в поступках будьте умеренны. А мы с вами вместе рассудим, надо ли за меч браться.

Вновь рыцарь голову понурил. Кивнул.

– Что ж, пусть так и будет. Но не могу я молчать, ежели чую беду…

И тут задумался я. Людоедов с великанами вспомнил – и тех, что на горке, и тех, что на постоялом дворе.

– Говорил я уже, что звенит у меня в ушах. И не было бы в том особой беды, если бы не примета верная. Где-то рядом совсем обретается чудище жуткое, именуемое василиск.

– Простите? – растерялся лисенсиат. – Василиск? Это который basiliscum? Co змеиным хвостом и петушиной головой?

– Да! – костлявый палец взлетел вверх, к горячему солнцу. – Чудище, что над всеми гадами повелевает. Монстр, убивающий взглядом своим и дыханием своим. Адский выползень!…

Скривился сеньор Рохас, а мне не по себе стало. Ну, путается мой дядька в словах, морисков людоедами кличет…

Но ведь не в словах дело!

А если и вправду какая-то дрянь рядом обретается?

И снова меч тот, со щербинкой, перед глазами встал!

– Увы, не взял я с собою зеркало, – вздохнул рыцарь. – А ведь зеркало – лучший способ поразить чудище, ибо мечом рубить его несподручно, так как в случае этом есть опасность глазами с ним встретиться. А сие, как ведомо, – верная смерть!

А я уже думаю-гадаю, как рыцаревы слова на кастильский перевести. По дороге селение скоро быть должно. Не там ли чудище это? Может, мой идальго местного альгвазила [32] [32] Альгвазил – полицейский, стражник. почуял? Знаю я этих василисков!

А может, и того хуже?

В общем, не понравилось мне это, страх как не понравилось. И только мы селение это увидели – сразу, как с холма спустились, – я тут же дагу поудобнее пристроил. Мало ли? Да и рыцарь мой подобрался весь, копье у меня забрать попытался.

Ну, копье я ему не отдал, однако твердо решил, что лишней минуты в том селении не задержусь. Вот лишь напоим наших одров, которые с копытами.

Только лисенсиат носиком своим недовольно дергает, вроде как возмущается. Да какой с него спрос, с ученого? Жизнь, она – не такая, как в книжках!

Колодец на самой околице оказался, у перекрестка.

Направо поедешь – не знаю куда попадешь, налево – в горку упрешься, а нам туда не надо. Прямо нам, к Арасене, откуда дорога к Севилье ведет, не сворачивает. Да только без скотины далеко не уедешь, а скотина пить просит. Мой Куло даже орать начал, громко так, противно.

А у колодца – народ. Всякий – и поселяне, и жены ихние, и вообще непонятно кто. Значит, ждать надо.

А Дон Саладо с конька своего даже слазить не стал. Сидит, ноги худые, длинные, пятками пыль цепляют, рука, которая не сухая, за гарду держится.

Фу-ты! Я уж себя и так успокаиваю, и этак, да на душе все муторнее и муторнее. Словно и я того василиска клятого чую.

Лисенсиату, понятное дело, хоть бы хны.

Слава Деве Святой, дошла до нас очередь. Кинул я вниз ведро, ворот покрутил, плеснул воды в корыто деревянное, а сеньор Рохас уже и мула подвел. Куло мой, как воду увидел, вообще взвыл.