Андрей Валентинов - Мне не больно

Михаилу стало страшно: враг бил его издалека, даже не прикасаясь!

Выдумывать было нечего, и Ахилло сделал единственно возможное перекатился в сторону, вскочил – и тут же согнулся от нового удара. Послышался негромкий издевательский смешок. Скуластый парень вновь поднимал руку…

Приходилось верить. Косоглазый – вероятно, как и предсказывал Гонжабов, бхот – мог легко доставать своего противника, просто ударяя по воздуху. Ахилло отскочил назад, выхватывая нож. Снова смешок, удар – рука разжалась от боли. Михаил вновь пригнулся – и побежал.

Удар пришелся по спине, Ахилло упал, но рука уже успела расстегнуть ворот куртки. Там, под мышкой, спрятан наган. Михаил лежал на животе, стараясь не двигаться, рука осторожно тянулась к кобуре. Тот, за спиной, кажется, уверен в победе. Сейчас он подойдет ближе. Еще секунда, еще…

Сзади послышался характерный звук – косоглазый взводил курок револьвера. Михаил решился: резко повернувшись, он выхватил наган и, почти не цедясь, выстрелил. Невысокая фигура в десантном комбинезоне дернулась, словно от толчка, Ахилло выстрелил второй раз, третий.

На скуластом лице проступила гримаса боли, темные глаза сверкнули нечеловеческой ненавистью… Бхот зашипел, словно раненая кошка, и мягко упал на камень…

Все еще не веря, Ахилло, пошатываясь, встал и выпустил оставшиеся пули прямо в голову упавшего врага. Тело лежало неподвижно – бхот был мертв…

Кости ломило болью, но, вздохнув поглубже, Михаил понял, что не ранен. Случившееся казалось бредом. Ахилло понял, что об этом лучше покуда молчать. Может, потом, когда все успокоится… Он помассировал налитую болью шею – один из ударов пришелся как раз по ней – и крикнул, подзывая майора. Михаил не узнал своего голоса: из горла вырвался хрип, словно его захлестнула удавка…

Глоток спирта немного помог. Майор перетащил вещи наверх и даже успел сходить на разведку. На поросшем травой и кустарником плоскогорье было пусто. Ахилло по-прежнему сидел рядом с трупом, медленно приходя в себя. Ерофеев между тем деловито обыскивал убитого. Впрочем, кроме револьвера и красноармейской книжки, ничего найти не удалось.

– Скрепки из нержавейки, – констатировал майор. – Тот, значит… Че, Гонжабов, твой?

Тот был уже здесь, такой же равнодушный и спокойный.

– Он бхот. Мальчишка чему-то учился, но был нетерпелив…

Тем временем Ерофеев нащупал в нагрудном кармане убитого нечто, не замеченное ранее. Расстегнув пуговицы, он присвистнул:

– А ну, Гонжабов! Это уж точно по твоей части! Михаилу тоже стало любопытно – он подошел поближе. На широкой ладони майора лежала маленькая бронзовая статуэтка: широкоплечий, кривоногий демон с клыкастой многозубой пастью и выпученными, словно от боли, глазами…

– Декаданс, – не удержался Михаил, качая головой. Божок был хотя и отвратен, но сделан с немалым искусством.

– Нарак-цэмпо, демон смерти, – прозвучал бесстрастный голос. – Мальчишка вообразил себя его слугой. Он наказан за это…

Худая смуглая рука взяла статуэтку, подержала секунду, словно взвешивая. На узких губах мелькнула усмешка:

– Теперь он твой. Амулет не принесет счастья, но сможет защитить. Бери, сильному он прибавит силы.

– Бери, бери, – кивнул Ерофеев, – трофей, тудыть его! А лихо ты, Гонжабов, исчез! Вас что, учат этому?

– Не только этому. – Бхот отвернулся, явно не желая продолжать разговор.

– Ладно, – рассудил Ерофеев, – дырки для орденов крутить рано. Про бутылку, капитан, напомни – поставлю. А то еще немного – и остались бы мои сопляки без батьки. Ты-то, кажись, холостой?

Ахилло кивнул, думая совсем о другом. Убитый был врагом, зэк Гонжабов союзником, но они слишком похожи и главное – стремились к одной и той же цели…

Чиф ждал, что первым заговорит любитель чая с коньяком, но товарищ Чижиков определенно не спешил. На столе появились папиросы «Казбек». Толстая рука ловко превратила папиросный мундштук в гармошку, затем вспыхнула спичка.

Чиф еле сдержался, чтобы не поморщиться. На Тускуле не курили. Молодежь знала о табаке лишь из книг и кинофильмов, а старшее поколение просто отвыкло. Правда, время от времени бывшие курильщики требовали от отдела химических исследований Института срочно изобрести какой-нибудь заменитель никотина, но некурящие химики лишь цинично усмехались, ссылаясь на президентский запрет. По слухам, папиросы можно было найти лишь у Железного Генри, которому – опять-таки, по слухам – сам Дядя Сэм подкидывал ежегодно десяток пачек ко дню рождения. Чиф действительно несколько раз видел отца курящим, но уже давно. В последние годы Степан Иванович, несмотря на «металлическое» прозвище, начал прихварывать и, похоже, окончательно бросил давнюю привычку.

Приходилось терпеть. Товарищ Чижиков курил со вкусом. Остальные молчали вероятно, курение «Казбека» входило в неведомый гостю ритуал.

Чиф решил, что придется ждать последней затяжки, но тут заговорил Тарек:

– Итак, товарищ Косухин, мы вас слушаем. Тон оказался соответствующий: товарищ Тарек, хотя и был в этой компании младшим, явно имел когда-то и подобный кабинет, и пост, и все, что к этому посту полагалось.

«Кто это – „мы“? – подмывало спросить у гнома, но Чиф решил не обострять только что начавшийся разговор.

– Те, кто меня послал, поручили мне поговорить с руководством подполья.

– Здесь нет подполья, – Иваныч улыбнулся, но улыбка вышла невеселая, есть Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков и ее Политбюро. И есть бандиты, временно захватившие власть.

– Хорошо, – вздохнул Чиф. К подобной словесной эквилибристике следовало привыкать, – мне нужно поговорить с членами Политбюро.

– Вы присутствуете на специальной комиссии Политбюро. – Голос Чижикова прозвучал негромко, но веско. – Эта комиссия создана специально для решения вашего вопроса.

– Моего персонального дела? – Чиф все-таки не выдержал. О «персональных делах» он начитался в сатирических антибольшевистских книжонках, которыми заполнены библиотеки Сент-Алекса. Спрошенный им как-то отец вполне серьезно подтвердил, что для истинного большевика нет ничего страшнее «персонального дела».

Реплика произвела неожиданный эффект. Тарек хихикнул, Иваныч вновь улыбнулся, на этот раз весело, а товарищ Чижиков ограничился тем, что глубокомысленно хмыкнул:

– Я вижу, товарищ Косухин хорошо знаком со спецификой внутрипартийной жизни ВКП(б). Это хорошо. А вот то, что товарищ Косухин любит подшучивать над старшими, – это плохо. Старших надо уважать, товарищ Косухин.

Странная манера разговора сбивала с толку. Где-то Чиф это уже слышал. Мерная неторопливая речь, большие паузы между словами… Да и лицо, тщательно скрываемое в тени, казалось уже где-то виденным.