Андрей Валентинов - Мне не больно

– Это не жизнь! – Вера оторвала руки от лица, и Чиф поразился: она уже ничем не походила на ту, что протягивала руки к его горлу. Лицо казалось обычным – живым, только очень бледным, с темными пятнами под глазами и запекшейся кровью на искусанных губах.

– Это жизнь, Вера. Иной у нас не осталось. Вы же знаете, пуля вас не убьет, будет лишь очень больно. Вы можете только потерять разум, как те, в подвале…

Словно в ответ, из-под земли донесся приглушенный вой, вновь загрохотал потревоженный люк.

Полковник налил девушке спирту – та выпила одним глотком, даже не закашлявшись. Затем виновато взглянула на Чифа:

– Извините, я вас даже не заметила. Надеюсь, когда я… Вас здесь не было?

– Нет, – попытался улыбнуться Косухин, – я только что пришел.

В дверь заглянул сторож. Фраучи кивком указал на девушку, тот кивнул в ответ и, подойдя, осторожно взял ее за плечи:

– Пойдем… Тебе лежать надо. Иначе плохо будет…

Вера кивнула и послушно встала. Через минуту дверь хлопнула, и Косухин с Фраучи остались одни.

– Я, может, ошибаюсь, – нерешительно начал Чиф, – но что, если попробовать переливание крови? Или пересадку костного мозга? Если мы с вами не верим в нечистую силу, то, значит, болезнь можно лечить.

– Переливание крови помогает только на самой начальной стадии. Оно не лечит, но задерживает развитие болезни – иногда надолго… Увы, это все… Правда, среди нас ходит легенда, что где-то на Востоке умеют лечить по-настоящему, но, боюсь, это уже сказки… Я, кажется, удовлетворил ваше любопытство?

– Более чем, – согласился Чиф, вновь попытавшись улыбнуться. – Всегда интересно узнать о себе кое-что новое… Фраучи кивнул:

– Тогда, если не возражаете, вопрос есть у меня. Зачем вам враждовать с Всеславом? Он многим помогает, в свое время здорово выручил меня, да и не только меня. У нас его все уважают: он сумел добиться, чтобы нас перестали травить, как бешеных собак…

Чиф ответил не сразу. Говорить о Всеславе не хотелось.

– У нас с ним… нечто вроде вендетты, еще с Гражданской войны. Тогда он командовал бандой убийц…

– Это клевета. Про Всеслава много лгут. Говорят, будто он собрал шайку полузверей – вроде тех, кто заперт там, в подвале, – и по ночам, в подземелье, приводит в исполнение приговоры ОСО. И про Гражданскую всякое придумывали… Будто он некромант, беседует с духами и чуть ли не колдун… Чему удивляться – нас не любят. Он, как и я, занят охраной одного важного объекта – и не более. Всеслав – командир спецотряда, я заместитель. Вот и все…

– Выдаешь государственные тайны? Чиф вздрогнул и обернулся: в дверях стоял Волков. Никто не слышал, как он вошел, даже дверь почему-то не заскрипела.

– Пытаюсь помирить тебя с твоим наследственным врагом, – усмехнулся Фраучи.

– А-а! – Волков чуть скривился и, пододвинув пустой ящик, присел к столу.

– О чем еще толковали?

– О ВРТ, – бросил Чиф, – и о Вере Лапиной. Волков молча достал из кармана портсигар и долго выбирал папиросу.

– А о вас, Косухин, говорили? Товарищ Фраучи объяснил, что вы ничем не лучше таких, как мы?

Тон краснолицего был резким и злым. Чиф сдержался.

– Разве дело в биологии? Разве дело в том, что вы когда-то заболели, а мои родители попали под излучение? Впрочем, я хотел поговорить не об этом…

– Ладно, – Волков отвернулся, – поговорим…

– Я пойду. – Фраучи встал, но комбриг жестом остановил его:

– Погоди… Есть новость: меня, похоже, переводят. Ты остаешься командиром «Подольска». Будем поддерживать связь…

– Тебя? Но за что? Волков пожал плечами:

– А за что тебя забрали в ВЧК в восемнадцатом? Постараюсь еще побарахтаться, а если что – уйду на дно. Живым меня не возьмут! Ладно, иди – и покуда никому…

Фраучи кивнул, застегнул шинель и, дружески усмехнувшись Чифу, вышел. Волков подождал, покуда дверь за ним закроется, и резко повернулся:

– Ну! Я вас слушаю!

И тут Чиф понял, что совершенно не готов к разговору. Слишком многое довелось узнать за последний час и слишком страшен тот, кто сидел рядом…

– Вы взяли не ту кличку, Венцлав! – Это было первым, что пришло в голову. – Вам надо называться «Янусом». Оказывается, вы любите помогать слабым и больным, защищаете обиженных…

Волков дернул щекой:

– Вы дурак, Иван Косухин! Те, что здесь, такие же, как и я! Пора вам кое-что понять: люди нам чужие. Покамест у вас есть друзья, подруги, знакомые, – а потом они же будут считать вас монстром и потащат на костер…

Косухин вспомнил свою беседу с Лу. Пока он здоров… Пока он почти такой же, как все…

– Но вы не рассказываете им о своих подвигах? О том, что делали в Гражданскую и раньше? Комбриг снисходительно хмыкнул:

– Косухин, чего вы, собственно, хотите? Что вы пытаетесь доказать? Я не обязан быть откровенным со всеми. Кстати, Фраучи мне многим обязан, он просто не поверит в ваши, так сказать, разоблачения. А я делаю то, что считаю нужным… Все, об этом хватит! Вы сказали, что Степан велел мне что-то передать?

– Да, велел… – Краснолицый сам подсказывал, как лучше начать беседу. – Я рассказал отцу о нашей встрече. Ему и дяде Семену. То есть Президенту Богоразу.

– И что Богораз? – недобро усмехнулся Волков.

– Он ответил: «Я тоже помню!» А отец… – Тут Чиф на мгновение умолк, стараясь вспомнить все, слово в слово: – Отец велел сказать так: «Ты ему передай: пусть помнит про молодого солдата». Чифу показалось, что пунцовое лицо комбрига на миг побледнело. Похоже, слова отца пришлись к месту…

– Степан забыл… – Комбриг вновь стал прежним и даже улыбнулся: – Я употребил слово «воин», а не «солдат». Это все?

– Нет! – Чиф понял, что наступил решительный момент, и выпалил: – Мы знаем, что вы не в лучших отношениях с вашим… самым главным. Вы не желаете его усиления. Наши интересы совпадают…

Чиф вовсе не был уверен в том, что сейчас сказал. Это была догадка – не более. Похоже, Волков не воспринял ее всерьез:

– Вы что, Косухин, желаете меня завербовать? Может, еще пообещаете написать донос о том, что я отпустил вас на Донском? Или напомните Ежову, что в двадцатом я не смог предотвратить запуск «Мономаха»? Вот что, забирайте вашу команду и убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Ваш отец был действительно опасен, а вы – просто мелкий шпик с провинциальными замашками…

У Чифа запылали уши: стало стыдно. Волков разговаривал с ним как с мальчишкой, даже не удостаивая ненависти. Кровь ударила в голову: этот краснолицый гад хотел убить отца! Из-за него погибли тысячи хороших людей, а он, Косухин, ведет с ним беседу, вместо того чтобы выстрелить в упор! Хотелось вскочить, закричать, но в последний миг Чиф сдержался: Волков определенно желал вывести его из равновесия. Позволить ему подобное было нельзя.