Юлия Галанина - Да, та самая миледи

«Господин д'Артаньян!

Господа Атос, Портос и Арамис устроили у меня пирушку и славно повеселились, но при этом так нашумели, что комендант, человек очень строгий, заключил их под стражу на несколько дней. Тем не менее я выполняю данное ими приказание и посылаю Вам дюжину бутылок моего анжуйского вина, которое пришлось им весьма по вкусу. Они просят Вас выпить это вино за их здоровье.

Остаюсь, сударь, покорным и почтительным слугой Годо, трактирщик гг. мушкетеров».

Увы, король так спешил принять участие в осаде, что, чуть оправился от болезни, сразу продолжил марш. Не жалея ни себя, ни остальных, он в иные дни совершал по два дневных перехода вместо одного.

Рота мушкетеров прибыла под стены крепости раньше, чем намечено, и весь мой план пошел коту под хвост, а жаль…

Итоги были неутешительны.

Д'Артаньян оставался цел и невредим и (если он не дурак, а он не дурак) уже прекрасно понял, что я помню о нем. И он помнил обо мне, как это ни прискорбно.

Будь я мужчиной, мы бы бились с ним на шпагах, на дуэли и все было бы куда проще и для меня, и для него…

Гордая Ла-Рошель по-прежнему надменно взирала на копошащиеся внизу королевские войска всеми своими двенадцатью большими бастионами, облицованными тесаным камнем.

Сто пятьдесят крепостных орудий, размещенных на мощных стенах, и двойные рвы перед ними позволяли проявлять высокомерие по отношению к своему сюзерену.

Все попытки взять город штурмом ранее оканчивались неудачей. Ла-Рошель по праву носила титул «неприступная».

Муниципалитет города, управляющий осажденной Ла-Ро-шелью, ждал помощи английского флота. Запас продовольствия плюс военное подкрепление — и крепость могла бы держаться до конца века.

Тем временем в командовании королевскими войсками произошли кое-какие изменения.

Гастон Орлеанский, зная, что его пост рвутся занять маршалы Шомберг и Бассомпьер и герцог Ангулемский, не горел желанием особо геройствовать при таком будущем и ведение военных действий ограничивал тщательным сохранением статус-кво и редкими разведочными операциями (в одной из которых и погиб мой бретер, так и не отработавший сто луидоров).

С другой стороны, именно бездействие Орлеанского и было главным предлогом для этих полководцев занять его пост.

Маршал Бассомпьер был отличный, легендарный воин, массу достоинств имел и знаменитый Шомберг, но кардинал не доверял ни тому, ни другому, больше склоняясь в сторону герцога Ангулемского.

Его доводы убедили короля, и герцог Ангулемский был назначен заместителем главнокомандующего. Но тут же обозначилась новая проблема: маршалы, оскорбленные таким предпочтением, могли вообще выйти из военной кампании. Тогда, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, линию осады разделили на три участка.

Герцог Ангулемский контролировал кусок от Домпьера до Периньи, его курировал сам король, чья ставка была то в Этре, то в Ла-Жарри.

Бассомпьеру достался участок Лале — Домпьер. За ним присматривал Гастон Орлеанский из ставки в Домпьере.

Шомберг отвечал за линию осады Периньи — Ангутен под зорким оком кардинала Ришелье, который сделал свою ставку в маленьком доме у Каменного моста, в дюнах.

Если раньше центром деятельности многочисленной армии агентов Его Высокопреосвященства был особняк на пересечении улиц Сент-Оноре и Добрых Детей, откуда расходились невидимые нити, управляющие действиями даже очень влиятельных людей во многих странах, то теперь все переместилось в простой дом среди дюн, не отягощенный особыми укреплениями. Сюда переместился источник энергии французского правительства, и весь тот поток людей и документов, что тек в Париж, изменил направление на Ла-Рошель.

Каким образом первый министр мог читать всю поступающую корреспонденцию, отсортировывать ее по важности, обдумывать многоплановые комбинации и политические ходы, принимать участие в руководстве ведением осады, ежедневно встречаться с королем, совершать по ночам выезды, невозможные днем, и при этом не сойти с ума, не знаю.

Записные придворные остроумцы не замедлили сострить на этот счет. По королевским войскам уже заходила шутка о том, что кардинал застал как-то днем господина д'Эпернона, задумчиво сидящего на камушке с молитвенником в руках, на что д'Эпернон сказал Ришелье: «Увы, Ваше Высокопреосвященство, волей-неволей приходится заниматься чужим ремеслом, раз другие занимаются нашим…».

В это время, как я уже вспоминала, любезно прождавший капитуляции Туара Бекингэм был отброшен от стен форта Сен-Мартен и в спешке покинул острова. Это были успехи военных.

К успехам тайных служб можно отнести несколько дел. В самой крепости отлично работала гвардия отца Жозефа — монахи-капуцины. Много их — ухаживающих за ранеными, исповедующих умирающих, поддерживающих моральный дух воюющих — было и в королевских войсках. Обычно отца Жозефа было не видно и не слышно, но без шума и помпы он организовывал работу так, что для него не было тайн ни на наших позициях, ни в осажденном городе.

Кроме того, несомненным успехом было задержание курьера герцога Бекингэма господина Монтегю.

При курьере были взяты бумаги, подтвердившие самые худшие опасения кардинала: Англия, уже не рассчитывая на собственные силы, вступила в тайный союз с Австрией, Испанией и Лотарингией. И объединились они, конечно же, не ради совместного выращивания цветов. Союз был направлен против Франции.

Кроме того, в ставке Бекингэма обнаружили документы, свидетельствующие о том, что госпожа де Шеврез была самым активным участником заговора. И не она одна.

Дела же внутри и вне страны обстояли таким образом, что сил у Франции одновременно заниматься внутренней смутой и внешней угрозой не было.

Ситуация складывалась преинтересная: с северо-запада Франции угрожал возлюбленный зеленоглазой французской королевы; с юга — ее родной брат; с северо-востока — дядюшка; с востока — гнездо Гизов и герцогов Лотарингских, из которого выпорхнул Клод Лотарингский, супруг очаровательной герцогини де Шеврез, ближайшей подруги королевы.

Жаль, что я не так близко знакома с нашим королем. Если бы мы дружили, то по старой дружбе я бы отделила от той дюжины анжуйского, что послала д'Артаньяну, бутылочку для Людовика Тринадцатого с тем, чтобы он налил рюмочку-другую супруге как-нибудь приятным вечером. Иногда политические проблемы легче решить семейным способом, но иногда и семейные дела требуют вмешательства политики.

Ведь еще не успела быльем порасти история, за которую головой поплатился Шале.

Некими персонами задумывалось так: короля — низложить, на его место возвести Гастона Орлеанского, королеву выдать замуж за нового короля, кардинала — на плаху. Всем хорошо, всеобщее ликование.