Валерий Большаков - Преторианец

Севий внимательно осмотрел Лобанова со товарищи и медленно, словно нехотя кивнул.

– Ну ладно уж, сделаю тебе послабление… – сказал он милостиво. – Так и быть! Забираю всех за четыре тысячи!

Ланиста сморщился так, будто у него заболели все зубы разом.

– Ну давай хоть за шесть! – стал он канючить.

Сторговались на пяти. Ланиста отпер решетку, и новый хозяин потянул цепь за собой.

– Ну и долго это будет продолжаться? – пробурчал Эдик. – Так и будут нас отфутболивать?

– Не разговаривать! – оборвал его Севий, выйдя на улицу.

– Молчи, крысоид! – ответил Эдик.

Севий оскалился и поманил к себе крепких, накачанных парней, отдыхавших в тени колоннады. Восемь человек в коротких туниках подошли враскачку, молча ухватились за цепь и дернули – топайте, дескать, и поменьше рот раскрывайте!

На улице, ближе к форуму, Севия ждали две повозки. На одну усадили «покупки», на другую запрыгнули качки.

– Трогай! – велел Севий рабу-вознице, и тот щелкнул бичом.

– И ждет нас длинная дорога, – пробормотал Искандер, свешивая ноги, – и казенный дом…

Было еще светло, когда в конце Портовой дороги, идущей по правому берегу Тибра, показались холмы Великого Рима, острящиеся метелками кипарисов, сплошь застроенные, словно уложенные кубиками сахара-рафинада. Gloria romanorum! Слава римская!

– Да-а… – сказал Эдик впечатленно. – Наконец-то хоть что-то похожее на город!

Повозки остановились возле моста Проба, и Севий сделал жест: слазьте!

– Что, все? – осведомился Эдик недовольно. – А дальше?

– А дальше – ножками! – улыбнулся Севий Никанор Пот.

Он подозвал местное «такси» – восьмерых крепких рабов-лектикариев. Те подбежали трусцой, таща на плечах лектику, носилки-паланкин. Севий удобно устроился на подушках и распорядился:

– Доставите в школу и сдадите субпрокуратору!

Восьмеро качков молча и одновременно поклонились.

– Тебя как звать? – спросил Эдик у одного из них, стриженного ежиком.

– Цецилий, – удивился тот и добавил: – Статий.

– Скажи мне, Цецилий Статий… – подбоченился Эдик, подыскивая рифму. – С какой это стати я должен переться через весь город пешкодралом? А?

Цецилий Статий сделал удивленное лицо – пошла перезагрузка. Тогда его коллега, ушастый и круглоголовый парень, решил просветить дремучего варвара.

– В Рим запрещено въезжать на повозках после солнечного восхода и до заката, – сказал он, надуваясь гордостью за родной город.

– А почему? – не отставал Эдик.

Круглоголовый тоже «завис».

– Толкучка у них, стояли бы те телеги в постоянных пробках, – объяснил Лобанов. – Тут ведь миллион человек прописан!

– Миллион! – фыркнул Эдик с великолепным пренебрежением. – Шибко большая деревня, однако!

Цецилия Статия эти слова задели.

– Можно подумать, варвар, – пробурчал он, – ты видел города поболе Рима!

– Пф-ф! Дерёвня! Я в самой Москве жил, сечешь? Знаешь, сколько в Москве народу? Пятнадцать мильёнов! Двенадцать своих да еще миллиона три варваров – они в Москву на заработки ездят…

– Врешь! – неуверенно сказал круглоголовый.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул Эдик. – Сергий, подтверди!

– Я тоже из Москвы, – улыбнулся Лобанов.

– И где это такая? – прищурился Цецилий.

– Далеко-далеко на севере, – затянул Эдик голосом сказочника, – за Венедскими горами, [78]за Данубием и Борисфеном, в стране россов!

– Не знаю таковских, – покачал головой круглоголовый и насупился. – Заговорили вы меня совсем! Пошли!

Лобанов взошел на крепкий каменный мост, обходя неторопливых римлян, толкавших ручные тележки с дарами полей. Внизу, обтекая быки, шумел мутный Тибр. Сергей поднял голову и увидел странное – мужчина в замызганной тунике, шедший навстречу, тащил визжащего младенца. Дите орало на все лады, дергалось и извивалось. Мужчина морщился.

Не обращая ни на кого внимания, он подошел к перилам и швырнул ребенка в воду.

– Ты что делаешь, зараза?! – воскликнул Эдик и бросился на мужика с кулаками. Цепь потащила всех, да никто из гладиаторов и не сопротивлялся особо, каждому хотелось приложить детоубийцу «как учили».

– Спасите! – заголосил мужик, отлетая с кулаков Эдика на кулаки Сергея. – Помогите! Стража!

– Вы чего?! – орал Цецилий, натягивая цепь. – Прекратить!

Круглоголовый попытался оттащить Лобанова и сам заработал хорошего тумака.

– Брось, Серый! – орал Искандер. – Он же своего топил!

– Это ж не щенок! – бушевал Эдик.

– Да поймите вы! – надсаживался Искандер. – Римлянин имеет полное право убить своего ребенка! И ничего ему за это не будет! Никаких шансов!

– Вигилы! – крикнул Цецилий. – Ходу!

Растерянный Лобанов оглянулся. К мосту бежала местная полиция – сплошь негры, красноречиво помахивая дубинками.

– Быстро отсюда! – рявкнул круглоголовый.

Рванули все разом – и гладиаторы, и конвоиры. Бегом они поднялись на скалистый Авентинский холм.

Почти весь Авентин был застроен многоэтажными домами-инсулами. Переходами, галереями, лестницами эти «хрущобы» вязались в единый жилой массив, убогий и обшарпанный. Речкой в каньоне вилась по нему викус Лорети Майор, улица Большого Лаврового леса, замусоренная и загаженная.

Беглецы, вольные и невольные, моментально затерялись на ней, окунаясь в ужасную сутолоку и страшный шум миллионного города. Народ пер по всем направлениям, истово занятый шопингом. Порогов домов не видать – все буквально забаррикадировано лавчонками и ларьками. Ни пройти ни проехать. Здесь, перед портиком, продавец тканей раскинул свою будочку, обтянутую полотном, там, в самой гуще толпы, брадобрей орудовал бритвой, измазав подбородок клиента смесью сала и золы. Закопченные, дымящиеся жаровни занимали всю ширину улицы, а на косяке таверны висело на цепочке изображение бородатого раба с амфорой – стандартное указание на питейное заведение. Четверо солидных римлян в тогах остановились перед альбумсом – длинной узкой доской, покрытой слоем белой штукатурки и прикрепленной к пьедесталам трех конных статуй. На альбумсе черной и красной краской были писаны постановления претора, объявления об аукционах и прочий официоз. Лобанов задержался на лишнюю секунду и ухватил глазом любопытную афишу:

«20 пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, будут сражаться за 6, 5, 4, 3 дня и накануне октябрьских ид, а также будет травля по всем правилам и навес. Написал Эмилий Целер, один при лунном свете».

Скоро и о нас станут писать, подумалось Лобанову. Н-да.

– Берегись!

Над ухом Сергея заржала лошадь, и его резко дернули с «проезжей части». Мимо прогрохотали дроги, доверху груженные напиленными брусьями. Брус опасно раскачивался. Упадет – «скорую помощь» не тревожь…