Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин»

– Что-о-о-о-о? Что вы мне тут рассказываете? Если эти ваши китайцы не хотят работать – найдите других! Их там почти пол миллиарда! Чан Кайши, Гоминьдан, Кофуций… Не важно кто. Пусть работают! Заставьте их работать!

Майские дни 1929-го года в Харбине радовали только погодой. Политическая обстановка складывалась такая, что хоть святых выноси. Про святых Семен подумал образно, конечно. Выносить нужно было вовсе не святых.

Третий этаж… Высоко… Зато во дворе все еще никого не было.

Уже стоя снаружи Семен осторожно, чтоб не скрипнула, прикрыл одну створку, отодвинулся в сторону, прикрыл и другую.

За стеклом осталось бледное лицо первого помощника консула.

– На вокзал. Как можно быстрее, – почти беззвучно прошептал он. – Любым поездом до границы….

Семен кивнул.

Ухватив ручку портфеля зубами, старясь не думать о десятках людей, что таскали его в своих грязных и потных ладонях, совсем рядом с больными проказой и китайской чесоткой, он повис, нащупывая ногой выступ на стене.

Он помнил его, тот должен был быть где-то совсем рядом. Всякий раз, подходя к зданию консульства, Семен видел выступ и удрученно качал головой от беспечности начальства. Этот карниз казался ему удобной дорожкой для врагов, желающих добраться до сейфа в его кабинете, да насестом для толстых китайских голубей.

Теперь, отсюда, все смотрелось по-другому. Карниз должен был стать дорогой к спасению.

Гомон и птичьи крики китайских солдат, выбивающих парадную дверь, остались с обратной стороны, а тут… Тут пока не было ни птиц, ни солдат. Голуби сидели на крыше дома напротив и вместе с десятком узкоглазых с чайными чашками в руках, смотрели на него с удивлением, будто не видели никогда такого. Притворялись. Семен самолично видел, как китайские циркачи и не такое вытворяли…А может быть туземцы считали, что белому человеку это делать не положено? Ну и пусть. Для дела Мировой Революции Семен и не такое мог совершить!

Считая шаги, он добрался до угла и сполз по водосточной трубе вниз, прыгнул на крышу соседней скобяной лавки, с неё – на улицу.

Никого. Повезло! Отряхнулся, как ни в чем не бывало и– вперёд!.

Деловито покачивая портфелем, прошел мимо лавок, что стояли позади консульства, и слился с толпой.

На его счастье все произошло именно в Харбине, где белых жителей было едва не больше чем желтых. Особенно в сеттльменте. И уж особенно много среди белых насчитывалось бывших соотечественников. Белых вдвойне…По цвету кожи и в политическом смысле этого слова. К сожалению.

Так что в глаза он не бросался. С деловито-озабоченным видом сел к рикше, ткнул его рукой в спину.

– Вокзал…

Дипломатический паспорт сейчас был скорее помехой, чем спасением. Провокацию такого масштаба наверняка обставили с размахом. Раз с ними армия, то и полиция наверняка где-то недалеко. Не хватало еще нарваться на китайских полицейских. Кричать сейчас «караул» – только дураком себя показывать.

Пока ехал, смотрел по сторонам и не зря. Уже на привокзальной площади взглядом выхватил из толпы коменданта консульства. Соскочив на мостовую, Семен бросился к товарищу.

– В консульство нельзя. Провокация… Наган с собой? Патроны? Деньги есть?

До границы было ой как далеко, и все это обязательно понадобится. Товарищ Пугачев несколько мгновений тугодумно хмурился, вживаясь в то, что сказал коллега, потом трижды кивнул. К провокациям все в консульстве были готовы.

– Давай со мной. Надо скрыться… Портфель спасти.

Европейских купированных вагонов в поезде оказалось всего два. Билеты им достались во второй. Остерегаясь неприятных неожиданностей, Семен взял купе целиком. Вагон оказался полупустым и когда поезд тронулся, он с облегчением откинулся назад. Половину дела сделали. Портфель с особо секретными документами лежал рядом с ним на полке, а за окном бежали мелкие одноэтажные домики рабочих пригородов, постепенно сменяемые рисовыми полями.

– Веселый, видно портфель… – пробормотал Пугачев, глядя на полку. Платком вытер запотевшее лицо, отдышался. – Не знаешь, чай у них тут есть?

Семен нервно засмеялся.

За окном мелькали станции. Поезд уходил от Харбина все дальше, но спокойнее от этого на душе у Семена не становилось. Казалось с каждой секундой все туже и туже натягивается какая-то невидимая нить.

Над головой что-то несколько раз стукнуло, словно кто-то пробежал по крыше вагона. Товарищ Пугачев задрал голову, стакан в его руке дрогнул, и горячий чай выплеснулся на запястье. Он смешно, по-гусиному, зашипел и закрутился, отыскивая место, куда без вреда можно было бы поставить стаканы. Семёну стало ясно, что то, что натягивалось – лопнуло. Вагон дернулся, и под визг раскаляющихся тормозных колодок пассажиров швырнуло на стену. В одну секунды все звуки смешались в какофонию – визг железа, звон бьющегося стекла, напряженные голоса людей, паровозный свисток и… грохот выстрелов.

Случайность? Ха! Не бывает таких случайностей!

– Дверь, – откуда-то снизу заорал товарищ. – Дверь держи!

Но его крик перекрыл другой голос, откуда-то с другой стороны вагона.

– Быстро, быстро, быстро! Третий вагон!

Кричали по-русски. На мгновение стало темно и стекло за спиной со звоном разлетелось осколками. Мелькнули чьи-то ноги в сапогах, но снизу дважды грохнул наган Пугачева, и гостя снесло под колеса.

В запертую дверь ударили прикладом, Семен ответил через дверь двумя выстрелами.

То, что им не отбиться от нападавших знал и он и те, кто стоял за дверью. Там стояла Власть, а у них только шесть патронов на двоих.

За окном опять что-то мелькнуло, и Пугачев всадил в мелькнувшую тень две пули. Четыре патрона. Зря стрелял. Кто-то сообразительный просто провел перед окном темной тряпкой. В ответ выстрелы за стеной грохнуло. Пробив стену купе, пули пролетели над Семеновой головой. Весело скалясь, он посмотрел на товарища, но тому было уже не до улыбок. Зажимая ладонью расплывающееся кровавое пятно на груди, товарищ заваливался навзничь.

«Все. – подумал Семен. – Теперь все….»

Холодок осознанного поражения скользнул по спине. Застрелиться? Было бы дело в нем самом – застрелился бы… А портфель? Что делать с бумагами?

Семен прижал его к груди, понимая, что на решение у него есть не более нескольких секунд. Залить бумаги кровью? Он нагнулся к товарищу. В купе на мгновение потемнело. Палец сам нажала на курок и Семен услышал, как боек сухо щелкает по железу.

Через мгновение, словно он ждал этого звука, с крыши свесился человек. Его голова кистью маляра мазнула по голубому небу, пропала и снова появилась. Бородатая рожа с серьгой в ухе радостно оскалилась.